По ту сторону грусти

Пинчук Янина Владимировна

– Я ведь сначала думала, что ты захотела овладеть некими одиозными знаниями и подключиться к тёмному источнику Силы, - длинно, горячо и приглушённо зачастила Влада, - и нечего здесь обижаться, потому что у тебя очень своеобразная специфика, и тут неизбежны заблуждения - ну понимаешь ведь, это как разные породы кошек в зоне риска разных заболеваний, уж прости за сравнение. А с учётом того, что твой доппельгангер - не кто-нибудь, а сам Вышинский...

– ...то моё шатание вокруг Лубянки выглядит крайне зловеще, - закончила Алеся.

– Именно. Но

оказалось, что Лубянка тут совсем не к этому, - растерянно проговорила Влада, будто выдохлась.
– Честно говоря, - смущённо прибавила она, - я теперь сомневаюсь, что именно Вышинский - твой двойник.

Алеся залилась краской. Под загробным древесным светом это казалось всего лишь лёгким потемнением.

– Да, извечная наша тема. Но мы уж ей слишком злоупотребляем. Не надо.

– Ну ладно, как скажешь. Но вот знаешь, что я теперь обо всём этом думаю?
– спросила Влада, набираясь храбрости.

– Не томи, - бросила Алеся.

– Наверное, в этом не больше одиозности, чем в моих отношениях с министром, - размеренно произнесла Влада.
– Ты даже по-умному делаешь. Не внаглую в пространство лезешь, а всё - через сон. А разницы почти никакой в итоге. Только я вот пока в толк не могу взять, для чего это тебе в духовном плане.

Алеся порывисто вздохнула.

– Я не знаю. Просто...

– Любишь его?
– договорила Влада.

Она подумала, что, может, и не стоило вот так снимать с языка.

– Да, - чуть слышно шепнула Алеся.

Они подошли к остановке. Ну почему вот самые важные, проникновенные вещи всплывают или в транспорте, или на пороге, или в какой-то там жутко острый момент, когда звонок раздражённо обрубают на полуфразе?

– Ты домой?

– Да.

– И я.

На остановку, мыча, вкатился старенький двадцать девятый, люди зашевелились и суетливо затолкались в утробу рогатого троллейбуса. Девочки стояли поодаль и рассеянно наблюдали. Посмотрели на табло. Владе был нужен тридцать пятый. Итак, три минуты. Вот теперь появилось ощущение, что приятно-растянутый вечер подходит к концу: как чудилось в детстве Алесе, "время и стекло".

Она всё никак не могла взять в толк, зачем взрослые иногда говорят заклинаниями, с виду бессмысленными, и ей казалось, что здесь присутствует некий шифр и тайный умысел. Как водится, потом она в этом разуверилась, но позже, когда начала овладевать профессией, снова поняла, что значит - слово. Иногда даже оговорки не так уж и бессмысленны... И вот теперь ей казалось, что эти три минуты, молчаливые, неловкие, отсекут что-то важное, как крупным осколком. А времени сказать - уже не будет.

Она так упорно набиралась смелости, что Влада ощутила эту наэлектризованность. И заговорила сама.

– Вы когда последний раз виделись?

– В Вильне, - ответила Алеся.
– Во время командировки.

– Так я и думала!
– восхитилась Влада.
– Город показала?
– осведомилась заговорщицки.

– Естественно! И знаешь, это было по-настоящему волшебно. Не хочу преувеличивать, -

прямо по-английски замялась Стамбровская, - но мне и правда кажется, что это был лучший день моей жизни.

Она спохватилась: какой ещё "день" во сне?! Но ничего, сошло.

– Рада за тебя. Даже немного завидую, - улыбнулась Влада.
– Такие свежие переживания, чистые эмоции... Без них мы чахнем. Впечатления - наше всё, они строить и жить помогают. А скуки и формализма нам всегда хватит, верно?

Вот! Наконец она нащупала слово для Алесиного излучения - чистота. А вовсе не бесцветность.

– Оно-то верно, - неожиданно мрачно отозвалась Алеся, - только есть у меня нехорошее предчувствие.

– С чего это?
– обернулась Влада.

Вот не могут же некоторые без ложки дёгтя...

– Может, и не "предчувствие", неверно выразилась. Но вот неспокойно как-то. Мне кажется, что сейчас всё хорошо, даже слишком, - тихо произнесла Алеся.
– И именно сейчас всё это надо прекратить. Не потому, что опасно, нет. Ты сама сказала, что это не опаснее твоих отношений с министром, а я ведь не с Берией или Ягодой зажигала, в самом деле... А кстати, какая разница, я ведь с самим доном Аугусто дело имела!
– воскликнула Алеся.

– Но генерал-то тебе свой.

– Да уж, да уж. Свой среди чужих, чужой среди своих... всё это оказывается порой весьма относительно, - задумчиво вздохнула Алеся.
– Есть граница, через которую не стоит переходить, вот что. И дело даже не в том, что я не позволяла себе "ничего такого", а тут вдруг могу не выдержать и позволить, хоть это и будет просто гадко. Нет. Но вспомни мифы. Вот герою предлагается дар в обмен на подвиг или жертву, и спрашивают: "Ты готов?". А он-то готов - ведь сначала всё довольно просто, а потом следующая ступень, и снова: "Ты готов?" - и опять соглашается, а в итоге...

– Плавали, знаем, - кивнула Влада.
– И ты боишься перейти в какое-то иное поле. Так? Не самый большой грех, я считаю. Особенно в таком деле.

– Да тут вообще всё непонятно. Потому что боюсь я... не только, может, и не столько за себя. А за него. За нас? Такое чувство, что случится что-то ужасное. Я уже почти с неделю не хожу к нему. Нельзя ходить. Но и не ходить не могу, уже на стенку лезу! Чёрт-те что творится, Влада!
– с отчаянием воскликнула Алеся и сделала в воздухе мучительное рубящее движение - наверное, если б был тут стол, она бы треснула по нему кулаком.

Влада тяжеловато молчала. Ну вот как объяснить человеку, что если он имеет дело с Андроповым, то ужасное рано или поздно всё равно случится. Точнее даже, относительно рано. Другое дело, стоит ли доходить до этого. Да нет, конечно! Надо продумать пути отступления - изящный такой резервный план, и точка. Вот только если она скажет это великой планировщице Алесе прямо сейчас, то может и по физии отхватить. Ну ничего, ничего. Сама до этого дойдёт.

А вслух она сказала следующее:

– Не рви по живому. И забудь, что я там раньше говорила. Чуешь?