По ту сторону штор

Миронов Влад

Поставив шандал на место и положив провода в карман джинсов, я кинулся искать лопату, чтобы с ней помочь родителям в схватке. Однако на том месте, где я, по идее, её оставил, её не было. Лопата как сквозь землю провалилась. К счастью, родители спокойно справились и без моей помощи. Посвятив их в свой план, я со всех ног кинулся к лестнице. Но как только я коснулся первой ступени, произошло нечто такое, что полностью разрушило мои планы: морда огромного чудовища вылезла из воды и тем самым разломала деревянную крышку, а вместе с ней все оставшиеся шансы на спасение. Несмотря на то, что мне не совсем была понятна её роль в этой игре, эта потеря погрузила меня в такое глубокое отчаяние, что надежда выбраться отсюда в один миг во мне угасла,

и, поднявшись снова на платформу второго этажа, я упал на колени и разрыдался. Родители смотрели на меня с непониманием. Выражения их лиц будто говорили: «Тебе пять лет, что ли, чтобы реветь над такими пустяками? Твои слёзы ничем тебе не помогут!». Всё это время мне казалось, будто они знают об игре куда больше, чем я. Будто они знали, как решить эту загадку, но не говорили мне, а просто ожидали, когда я сам дойду до этого решения. У меня, конечно, не было сомнений, что они такие же пленники игры, как и я… просто многое в их поведении мне было непонятно.

Папа подошёл к краю платформы и, облокотившись на перила, начал c удивительным спокойствием смотреть на то, как щепки от деревянной крышки разлетались во все стороны.

Как только всё слегка утихомирилось, откуда-то начал громко раздаваться похоронный хор, и из мутной воды колодца стали выпрыгивать маленькие чёрные существа. В полёте они догоняли друг друга, касались своих сородичей и сливались в единое целое. К тому времени, как червяки поравнялись с нами, они успели слиться в одного огромного чёрного червя… которого в свои руки поймал отец! Следя за огромным летящим существом, я и не заметил, как папа отошёл от перил и вытянул руки вперёд, навстречу чёрной твари.

Поднявшись с пола, я кинулся к отцу, и когда я пробежал уже половину пути, он медленно повернулся к нам лицом. На этом лице… не было совершенно ничего. Ни одного чувства. Испугавшись этого пустого взгляда, я остановился, не добежав до отца всего несколько метров, и опустил глаза на его руки. Червь уже практически полностью в них всосался.

Отлипнув взглядом от его почерневших рук, я оглянулся на маму. Она так же, как и я, завороженно смотрела на отца, и также, судя по взгляду, была в отчаянии из-за осознания своей беспомощности. Единственное, что мы могли, так это стоять и смотреть, ожидая того, что произойдёт дальше. И мы ждали.

Отец тем временем продолжал спокойно смотреть на нас обоих, иногда добродушно улыбаясь, будто мы его только что удачно разыграли. Через несколько секунд он начал покрываться фиолетовыми пятнами, на которые, как и на всё остальное, отец не обратил никакого внимания, а затем вдруг ни с того ни с сего взял и раздулся до огромных размеров. И тут я по-настоящему испугался. Только сейчас я понял, насколько пренебрежительно относился к родителям и как они, напротив, сильно любили меня. Они были готовы пожертвовать всем, включая и свои жизни, ради моего спасения. Однако сделал бы я то же самое ради них? Смог бы поставить на кон свою жизнь ради их жизней?

«Нет», – раздался шёпот в моей голове.

Это шептал маленький, убитый человечек, запершийся в кладовку своего подсознания.

«Нет», – повторил он, и по моей щеке прокатилась слеза.

Заплакал я оттого, что был бессилен, что был слаб и что понял всё лишь только тогда, когда было уже поздно. Отец был на грани жизни и смерти… и вот сейчас мне стало по-настоящему страшно.

Папин живот тем временем продолжал раздуваться. Если сначала он был просто большой, как у людей, болеющих ожирением, то секунд через десять он стал неестественно большим, и голова отца в сравнении с животом стала походить на горошину на огромной бочке. Однако самого папу и этот факт не особо волновал – точнее, волновал, но… в другую сторону. Смотря на наши удивлённые и испуганные лица, отец смеялся, причём смеялся так добродушно, что мне захотелось зареветь от отчаяния.

– Всё нормально, всё нормально, – повторял он, хотя мы с мамой понимали, что ничего

нормального в происходящем нет.

Однако вздутие – это только начало. Я это прекрасно понимал, как и то, что за ним должно пойти что-то такое, что было куда хуже вздутия.

«Он… взорвётся! И я никак не смогу его от этого спасти! – пришла мне в голову ужасная мысль».

Я не хотел на это смотреть, но не мог отвести взгляд от огромного живота отца. Папа смотрел на нас и изредка поворачивался из стороны в сторону, будто красуясь перед нами своим животом, и продолжал добродушно улыбаться. Через несколько секунд он уже не сможет никогда этого делать, и этот факт пугал меня больше всех остальных.

– Нет! Пожалуйста! Я не хочу здесь находиться! Выпустите меня!!! – истерически прокричал я и ударил кулаком об стену.

И вдруг на глаза начала с пугающей скоростью наплывать чёрная пелена, красные дорожки поползли внутри моих зрачков, и в следующий миг покрывало забвения накрыло меня с головой.

«Мы скоро придём! Жди нас к чаю, Денис! – прошипел незнакомый женский голос в голове.

***

Как только сон выпустил большую часть моего сознания из своего царства, я вскочил с кровати. Глаза раскрылись почти сразу после пробуждения, но само зрение вернулось не в то же время – чёрная рябь, вибрирующая в зрачках, какое-то время закрывала мне весь обзор. Когда рябь немного отошла, я громко шикнул и, схватившись за голову, упал на колени: виски пронзила ужасная боль. Мне показалось, что меня сейчас вырвет, но этого, к счастью (или к сожалению – по крайней мере, после этого мне могло, возможно, стать легче), не произошло. Чёрная рябь то снова накатывалась на мои глаза, то отступала, но каждое такое накатывание сопровождалось сильнейшей болью в висках и в жилках над бровями. Когда боль немного прошла, я прислонился головой к кровати и тяжело выдохнул. Спать не сильно хотелось, хотя сон, неизвестно сколько длившийся, от этого желания до конца меня не избавил. Параллельно моему приходу в сознание в моей душе начало усиливаться странное чувство, из-за которого на сердце с каждой секундой становилось всё тяжелее. Это был страх.

– Ключи… – прошептал я и снова схватился за голову. – Как я мог забыть об этих грёбаных ключах?! Они же… ко всему! Ко всем дверям в этой квартире! Если они у…

После этих слов мои глаза широко раскрылись, а дыхание остановилось на несколько секунд.

– Но раз они у неё, тогда почему же… – и, прищурившись (рябь перед глазами прошла не до конца) я посмотрел на дверь. К ней был прислонен стул, спинка которого блокировала ручку.

– Что? Но как… как же я смог? – прохрипел я, медленно поднимаясь со своего места.

Подойдя к стулу, я провёл рукой по его деревянной спинке.

«Стул… поменял… своё расположение… пока я спал», – подумал я, после чего улыбнулся.

– Лунатизм… – прошептал я, и улыбка моя стала ещё шире. – Мой дар… и моё проклятье. Не знал, что когда-нибудь он спасёт меня.

Через секунду улыбка резко спала с моего лица. Ещё раз задумчиво проведя по спинке стула, я вернулся к кровати, медленно на неё опустился и закрыл лицо руками.

Так я сидел минуту, а может, и немного больше, терзаемый полными отчаяния мыслями. Потом мой внутренний барьер не выдержал, и мысли хлынули наружу.

– Почему я? – всхлипывая, процедил сквозь зубы я. – Почему всё это происходит именно со мной?

Слёзы, протекая между пальцев, оглушающе громко падали на мои голые голени. И вдруг, быстро всхлипнув несколько раз, я прошептал:

– Нет… нет. Сейчас не время. Не то время. Я не… должен… отчаиваться. Я… я ведь… нужен ей! Кроме меня, ей сейчас никто не поможет, и… и чтобы…

Громко шикнув, я тяжело вздохнул и посмотрел на тумбу возле кровати.

– Мне нужен телефон. Я… я должен обыскать каждую комнату, каждый тёмный уголок в этой квартире, – подняв голову, я посмотрел на заблокированную стулом дверь и добавил: – Но сначала мне нужно добраться до кухни.