По ту сторону штор
Шрифт:
За окном было всё ещё темно. Казалось, что стало даже темнее, чем было, хотя, по моим подсчетам, уже давно должно было начать светать.
– Время как будто остановилось, – прошептал я в полубреду, сам не понимая, что говорю. – Остановилось… для нас. Я так давно тебя не видел, так давно не проводил время с тобой… И вот ты здесь, снова со мной… и чем же я недоволен? Тем, что ты не в себе? И что, неужели из-за этого я от тебя отвернусь?
Я вздохнул и посмотрел в окно, на красивую серебряную луну, висящую на небе и освещающую большую часть моей маленькой комнатушки.
– Ты бы так не поступила, – добавил я и в завершение своего странного монолога опустил голову и обхватил её руками.
Не знаю, сколько я так просидел, – минуту, час, а может быть, и целую вечность. Когда сознание вновь вернулось ко мне, я медленно поднял голову, поднес свои дрожащие бледные руки к глазам, посмотрел на них несколько секунд,
– Остался зал. Если не будет в зале, то останется ещё два места, но их оставлю на потом. Сейчас зал.
Произнеся это, я медленно поднялся с кровати – на моё действие она отозвалась громким скрипом, который в тихой квартире мне показался чересчур громким, – после чего взял лежащий рядом фонарик в руку и включил его. Отодвинув в сторону прислоненный к двери стул, я выглянул в коридор и направил в его тёмную глубину луч «жука». Не заметив ничего необычного, я перенаправил свет на мамину спальню. Там тоже не было никого.
Нервно почесав правую руку, я раскрыл свою дверь чуть шире и, выйдя в коридор, направился мимо стеклянного шкафа к вешалкам. В конце коридора была дверь на кухню, дверь в зал, главная дверь и вешалка для верхней одежды в правом дальнем углу. И там тоже не было никого. Все двери там были закрыты, и за каждой из них могла стоять она, готовая в любой момент накинуться на меня. Осмотревшись, я подошёл к двери в зал, приложил к ней ухо и, не услышав ничего, медленно её приоткрыл и направил луч света сначала в зону за дверью – чисто, – потом в середину зала, в сосредоточение мрака. Шторы здесь, как и во всех комнатах, кроме моей, были задвинуты, но в этой комнате они были значительно темнее, чем, например, в маминой спальне, так что тут без стороннего света была бы непроглядная темнота. Убедившись, что в комнате никого нет, я вошёл в неё, закрыл за собой дверь, затем подпёр дверь за собой рядом стоящим креслом и двинулся к шторам. Дойдя до них, я резким движением раздвинул их в стороны. Лунный свет тут же ворвался в зал и упал практически на всё, что в нём было (по крайней мере, на всё, до чего мог дотянуться): на пол, на книжные шкафы справа от меня, на диван напротив них, на маленький столик у противоположной от окна стены и на софу, стоящую справа от стола. Свет с непривычки мне показался настолько ярким, что я тут же закрылся от него рукой и посмотрел на огромные шкафы, забитые книгами, которые остались ещё от давно умершей бабушки. Её коллекцию пополняла и тётя, собравшая благодаря своей страсти к чтению книг на ещё один шкаф, который она поставила рядом с первым. Книги в обоих шкафах сильно разнились: бабушкин шкаф, что был слева, был наполнен бессмертной классикой наших писателей, тогда как шкаф тёти, стоявший справа, был в основном забит книгами на военную тематику, а также детективами. Тётя обожала книги о Второй мировой войне, фильмы о Второй мировой войне, в общем, всё о той войне. Я даже помню, что однажды в шутку сказал, что, если бы не было войны, тёте вообще нечего было читать. Они ещё тогда рассмеялись и долго мне потом припоминали эту шутку. Не сказать, что я так уж хорошо знал тётю, но, встречаясь, мы всё равно беседовали, как старые знакомые.
Зал, освещённый лунным светом, был уже не так мрачен, как до этого. Постояв ещё немного на одном месте и осмотревшись, я в конце концов решился взяться за дело. Работы предстояло много: зал был не только самой большой комнатой во всей квартире, но и самой, так сказать, заполненной. Главной проблемой, конечно, были большие книжные шкафы, которые под лунным светом казались больше и величественнее, чем при другом освещении.
Во время обыска зала я часто замирал и прислушивался. Я знал, что она не могла никак сюда попасть – по крайней мере, так, чтобы оставить меня в неведении, – однако делать это всё равно считал необходимым. Знание о её местоположении в любой момент времени было важно для меня, потому что, не зная, где она находится в определённый момент, я мог попасть в её ловушку.
В зале я обыскал всё, и вновь телефон мне найти не удалось. Встав посередине комнаты, я поднял голову и потёр виски. Глаза мои снова начали закрываться от усталости, сон в очередной раз тянул ко мне свои руки, однако, несмотря на то, что находился я в относительной безопасности, я всё равно всеми силами старался не уснуть. Сон для меня в эту ночь стал опасным, запретным… но притягивающим. Как наркотик, который каждый день требует себя принять. И вот, не повинуясь ему, я чувствую ломку, настоящую. Голова будто молит: «Ложись, Денис, на диван и спи-и-и-и-и. И спи-и-и-и-и-и».
– Так, всё! Хватит! Хва-тит! – прохрипел я, после чего вскочил с дивана, на котором до этого лежал, положив голову на его мягкий подлокотник, и принялся тереть кулаками глаза.
Сон снова чуть не сковал моё сознание, однако я сдержался и не поддался ему. Мысли о смерти, о бесконечном сне и обо всём прочем, которые ещё минуту назад казались мне не такими уж и плохими, теперь ужасали меня, и сейчас я корил себя за то, что вообще пропустил их в своё сознание.
После такого сильного эмоционального всплеска усталость вновь начала накатывать на меня, однако, к счастью, в этот раз я не думал о смерти. Кажется, сейчас я вообще ни о чем не думал и следующие слова, произнесенные мной, вылетели прямиком из глубин моего подсознания:
– Смерть – это не выход, – прошептал я. – Если человек, ища выход из лабиринта, вдруг падает на колени и решает остаться в таком состоянии до тех пор, пока не умрёт, то таким образом он не выходит из лабиринта. Он попросту сдаётся. И пока у меня остаётся хотя бы маленькая искорка надежды, я должен продолжать бороться! Да, должен!
После этих слов я медленно, переваливаясь с ноги на ногу, подошёл к двери, отодвинул кресло, причём даже не постаравшись сделать это как можно тише, небрежно распахнул дверь и, продолжая шататься, пошёл к своей спальне.
Добравшись до вешалок, я остановился. Этой ночью я, идя по коридору, часто останавливался и вслушивался, когда меня что-то беспокоило, и неважно, что это было – звук, странный запах либо просто странное ощущение, – и чаще всего я не сразу понимал, что же всё-таки меня обеспокоило на этот раз. Сейчас случилось то же самое: я не знал, почему остановился, но раз я это сделал – значит, на то была причина.
И вдруг мои глаза раскрылись шире от удивления и страха, а ноги задрожали. Туманные мысли в моей голове развеялись и забылись, и я понял, что стою посередине коридора, освещённый светом с кухни. С той стороны также слышалась задорная песня, которая… казалась мне смутно знакомой. Ситуация для меня была настолько неожиданной и неестественной, что я не знал, как на неё реагировать, и не находил в себе сил повернуть голову. Единственное, что я сейчас мог, так это слушать, и я всеми силами старался понять смысл песни, но почему-то не мог этого сделать. Как бы я ни старался, как бы ни напрягал своё внимание и слух, смысл всё равно ускользал от меня, растворялся в тумане из непонятно чего.
Через некоторое время, продолжая слушать песню, я услышал ещё один странный звук, не похожий по тону и такту на пение. Он скорее походил на речь. Она также была непонятна мне, хотя и говорили, как мне показалось, на родном мне языке. К источнику говора через несколько секунд присоединился ещё один, затем ещё, и вскоре из кухни начало раздаваться как минимум восемь голосов, которые слились в одну неразборчивую массу. Неизвестные говорили друг с другом, подпевали песне, даже, казалось, спорили о чём-то, и их говор с каждой секундой становился всё громче. Вскоре во мне зародилось сильное чувство дежавю, будто в такой ситуации я уже бывал, и бывал не раз. Мне было по-прежнему очень страшно, но уже не так, как прежде. Чувство страха перебило перевешивающее его любопытство, и, почувствовав, что ничто больше не сковывает моё тело, я повернул голову вправо и увидел, что на кухне… собралась почти вся моя семья! Неизвестно как, но в маленькой комнатушке уместились многие мои родственники: бабушка по линии матери, одетая в своё любимое зелёное платье; дедушка, танцующий с моей тётей (бывшей хозяйкой этой квартиры); отец – как обычно, уже пьяный до беспамятства и отплясывающий на столе; бабушка по линии отца, выглядящая на сумму возрастов всех собравшихся, и куча других родственников, про которых я совсем ничего не знал и которых видел от силы два-три раза в жизни. Все были пьяные, все были весёлые и красные. И почти все танцевали.