По ту сторону стаи
Шрифт:
Я ложусь на кровать и бездумно смотрю в тёмный потолок. Меня тяготит вынужденное бездействие. Фэрли мне, конечно, не указ, но просто-напросто это разумно.
Кто-то открывает дверь. Я автоматически концентрируюсь.
– Близзард, - раздаётся знакомый голос.
– Легран, - говорю я в ответ.
Она подходит к кровати и ложится рядом со мной.
– Очередная точка отсчёта, - в темноте не видно, но я уверена, что она усмехается.
– Представляешь, у тебя есть шанс начать новую жизнь.
До этого я улыбалась, теперь
– Скорее ад замёрзнет, Легран, - еле выговариваю я.
– Чем я начну совсем уж новую жизнь.
– О чём вы с Затопечем говорили?
– чуть погодя спрашивает она.
– Не смейся. Ты не поверишь, - с сарказмом отвечаю я.
– О девственной чистоте.
– То есть?
– в темноте видно, как Лена приподнимается на локте. От удивления, должно быть.
– Бал в честь совершеннолетия. Белое платье. Камелия.
– А...
– понимающе тянет она.
– А у меня было зелёноё. Подходит к цвету волос. Поэтому.
– Ой, Легран!
– восклицаю я.
– Ты тоже становишься сентиментальной.
Она закрывает мне рот рукой.
– Ужас! Ненавижу это слово! Никаких сантиментов, Близзард! Но бездействие - оно...
– Невыносимо, - заканчиваю я.
Бездействие, как известно, предвестник скуки - и необдуманных поступков.
Глава 5
– Эдвард!
Нет ответа. Пожилая женщина подходит к двери, прислушивается и, укоризненно качая головой, стучит по резному дереву, сначала не очень громко, поминутно прислушиваясь и ожидая хоть какой-то реакции, а потом всё сильнее и сильнее. Наконец, из-за двери раздаётся неразборчивое мычание.
Эдвард Монфор просыпается. Понедельник. "Ненавижу понедельники", - с отвращением думает он, нашаривая очки. "Тем более после столь хорошо проведённого воскресенья", - додумывает он, вставая.
Вообще-то его фамилия когда-то звучала "де Монфор", но приставку "де" отбросили. Отец говорил, что так зваться могут только напыщенные снобы из аристократов, а их семья к таковым себя не относила, и потому аристократическую частицу постигло забвение. А жаль. Эдвард думает, что неплохо иной раз звучать хоть чуть-чуть поаристократичнее, потому что тогда можно было бы слегка почваниться хотя бы именем, так как других поводов для хвастовства уж точно не находилось. Но когда-то отец разъяснил ему, что из себя представляют все эти, как он тогда сказал, зазнайки, - и что в конечном счёте всех их ждёт Межзеркалье. Эдвард испугался, потому что отцу можно было верить - через его руки проходили все те, кто как раз туда-то и попадал: отец и мать работали в Секторе Всеобщего Покоя. Ещё отцу можно было верить, потому что он никогда не говорил с Эдвардом, как с маленьким. Но всё это было давно, когда и он, и мама были живы. А теперь в Сектор пошёл он, чтобы доказать всем, что и Эдди Монфор кое-что может. Хотя был склонен к полноте, неуклюж и проводить время предпочитал, уединившись с хорошей книгой.
Накануне они очень приятно скоротали время
Эдвард хватается за голову и стонет. Как он мог забыть?! Тётя!
– Эдвард!
– раздаётся из-за двери рассерженный голос миссис Элоизы.
– Если ты сию секунду не спустишься вниз, то пожалеешь, клянусь!
Напоследок она ещё раз изо всех сил ударяет по двери, так, что та содрогается, а у неё чуть не падают очки, и Эдвард слышит, как её шаги удаляются в сторону лестницы.
Он со стоном плюхается на кровать и смотрит в потолок.
Сейчас тётя пойдёт на кухню и будет вязать, изредка звякая спицами, а потом каждые пять минут, а то и того чаще класть рукоделье на колени, поджав губы, прислушиваться и с беспокойством смотреть куда-то в потолок. Точно обеспокоена не количеством пыли на стеклянном колпаке лампы, а надеется разглядеть, что именно он делает.
Иногда Эдварду жаль, что они так обеднели, но тогда он начинает думать, что, будь всё, как в прежние времена, миссис Элоизе уж точно было бы нечем заняться. А сейчас у них всего один подменыш - повар, - да и тот готовит с горем пополам, и больше ничего не умеет, разве только песни поёт. Но Эдвард в них не понимает ни слова. А уж об этикете или чему там ещё можно научить прислужника, речь не идёт вовсе. Да и какой, к чертям, этикет - и кому и зачем он тут нужен? Никому и низачем. Несмотря на то, что они вдвоём - всё же Семья. Точнее, всё, что от неё осталось.
Наконец он кое-как натягивает рубашку, штаны, но вот пиджака не видать. Бесцельно побродив по комнате, заглянув в шкаф и под кровать, он вздыхает и идёт на кухню. Придётся-таки просить тётку помочь.
Элоиза Монфор стоит у плиты и делает пять дел сразу: чистит картошку, моет посуду, жарит яичницу, вытирает со стола и разгневанно глядит на Эдварда. Ну, то есть, всё это делается потихоньку само, точнее, с помощью беспрерывно что-то напевающего себе под нос карлика, который вперевалку перемещается между столом и табуретками, а основным занятием миссис Монфор остаётся воспитание племянника.
– Эдвард! Я никогда не ожидала, что ты окажешься таким безответственным!
– Ну, тётя... воскресенье, - вяло бубнит Эдвард.
– Я не про вчера говорю, Эдвард, а про сейчас!
– восклицает миссис Элоиза.
– Ты видел, который час? Что скажет мистер Дориш, если ты опоздаешь? Что подумают про тебя, про всю нашу Семью?
Эдвард смотрит на часы и приходит в ужас. "Вот поспал, так поспал", - огорошенно думает он.
А мистер Дориш... Да, мистера Дориша он боится, чего уж там. Тот даже и не скажет ничего, а только посмотрит - а всё равно как обухом по голове. Весь день в себя приходишь. Будто не опоздал или там бумаги перепутал, а государственную измену совершил.