По ту сторону стаи
Шрифт:
В этом же доме этажом выше меблированные комнаты. В длинном коридоре тоже накурено, стены разрисованы граффити, а полуперегоревшая лампа дневного света раздражающе мигает через неравные интервалы.
Она достаёт из сумочки ключ, и мы заходим. Включается свет, и моему взору предстаёт убогая комнатушка из серии "минет за десять минут". Я снимаю куртку и бросаю на спинку стула.
– Оу!
– говорит она и проводит пальцем по наколке.
– Обожаю байкеров.
– Я не байкер, - пинком придвигаю стул и сажусь.
– А кто?
– она обводит пальцем контуры рисунка.
– Полицейский, - спокойно говорю я.
– Да?
– она, кажется, ничуть ни удивлена.
– И полицейских тоже. Начнём?
– с этими словами она достаёт маленький пластиковый пакетик с белым кристаллическим порошком.
– Всему своё время, моя радость, - я не в состоянии сказать, то ли это, чего я хочу?
– Не забывай про себя.
На столе появляется зеркальце, она точным движением отмеряет нужное количество, и раскатывает телефонной карточкой две длинные дороги. Быстро снюхивает одну, прикрывает глаза. Кокаин хороший, без бодяги, это я вижу. Надо предложить Джои прессануть барыгу, позже, когда он закончит со своей блондиночкой. Прессануть просто так, ради самого пресса. Это будет приятно.
Кожаная юбка такая короткая, что больше походит на пояс. Под ней - чулки в сетку. Я рукой прохожусь по её телу, и она не сопротивляется, всё ещё сидя рядом с закрытыми глазами. Поднимаю руку выше и очерчиваю контур её лица, глаза, губы. На пальцах остаются следы долбаной косметики. Ненавижу это.
– Ммм...
– слетает с её губ звук, похожий на стон.
– Может, займёмся этим прямо сейчас?
– Посмотрим, - тихо говорю я.
– Очень может быть.
Займёмся, моя прелесть - только, похоже, не тем, о чём ты думаешь.
Она приоткрывает глаза - зрачки во всю радужку и неестественный блеск.
Блеск, но не такой... Не такой, чёрт возьми, как у той женщины из бара!
Я сильно хватаю её за волосы, и она вскрикивает от боли.
– Что ты делаешь?!
– Проверка на выносливость, - другой рукой я сжимаю её лицо - сильно, так, что остаются красные пятна.
– Больно, - говорит она.
– Я и хотела, чтоб было больно, - отвечаю я.
– Не без этого.
Это уже доступно её пониманию. И, кажется, ей становится не по себе.
Грёбаная помада, дешёвый табак и фруктовые леденцы. Еженощное бдение в барах и шмотки секонд-хенд. Уродская комната на двоих и пустота внутри, на дне которой плещется кокаиновая сублимация её несбывшихся мечтаний. Дерьмовая мягкость гнилого яблока за фасадом ширпотребного гламура, слизанного с глянцевых журналов.
НИ-ЧЕ-ГО.
Я вижу её насквозь, словно она сделана из стекла - и я не хочу, не могу быть рядом даже на расстоянии в полметра. Что-то не так.
Я отталкиваю её и бью по лицу - раз, другой, третий.
– Заткнись, - цежу я сквозь зубы, и мой кулак наглядно показывает ей, как это нужно сделать. Я спихиваю её с колен и бью уже ногой, не важно, куда - куда попаду. Она оступается на своих шпильках и падает на пол, начиная визжать так, что у меня звенит в ушах. Чёртова дура с навозом вместо мозгов! Я бью её под рёбра, и визг прекращается. Беру свою куртку и выхожу вон, оставив её лежащей неподвижно, с лицом, измазанным кровью и помадой.
На улице ночь. Эдинбург ненадолго замер, и стоит тишина, наполняющаяся гулом голосов в те моменты, когда приоткрывается дверь бара.
Ублюдская шлюха. Оболочка, и ничего внутри, того, что нужно мне. Так всегда. Я на самом деле не знаю, что хочу. Не наркотики, не секс и не рок-н-ролл. И я не могу забыть тех глаз, и тех тонких жестоких губ женщины с проседью в волосах. Вот дьявол! Я видела её всего лишь раз и так недолго. Мне страшно опять обломаться, но этого не будет, я знаю. Знаю, потому что знаю.
А, к чёрту! Лучше сказать Джои про кокаинового дельца. Я подавляю желание ещё раз заглянуть в бар и медленно иду к нашей машине.
Женщина в армейской куртке. Женщина со стаканом ирландского. Женщина со шрамом на виске. Женщина с острым взглядом, которая смотрела на неё не отрываясь, пока она не улучила момент и не скрылась за кучкой наркоманов, ожидающих своего барыгу. Взгляд - такой знакомый, такой болезненный, такой... голодный. Она хочет её... Убить? Нет, вряд ли. Женщина со шрамом. Было больно, наверное. На ней тяжёлые армейские ботинки. О, эта женщина сумела бы сделать больно и ей. Смогла бы, она знает. И боится тоже. Может, посиди она ещё пять минут на своём месте, та подошла бы к ней. Чтобы сделать больно. И прекрасно одновременно. Но она испугалась. Долбаной комнаты с мягкими стенами, и оглушающих препаратов, делающих сон явью, и наоборот. Потому что под курткой у женщины со шрамом угадывалась кобура. Значит, из полиции, - думает она, - ну не местная шушера же.
Она видит, как женщина со шрамом шарит глазами по залу - и прячется дальше в тень, за спины обдолбанных идиотов, не знающих, что рядом с ними стоит сама смерть. Она видит, как женщина озирается, а потом говорит что-то сидящей рядом шалаве. А потом они уходят. Уходят, чёрт возьми! Она крадучись идёт следом. Меблированные засранные комнаты над этим же баром. До боли знакомое граффити и запах мочи из углов. Сама не зная зачем, она прячется в угол за мусоросборником и выжидает. Этой сучьей шлюхе с ближайшего угла достаётся всё то, о чём мечтает она - она!
– у неё давно нет имени, но появились мечты. Такие же безумные и невозможные, как и её полубредовые сны. Но, оказалось, явь есть, и вот она, рядом, но в то же время недостижимо далеко.