По Японии
Шрифт:
Размышления о будущем японского «чуда» вызвали в памяти один случай. Однажды у нас произошел разговор о засорении современного японского языка англицизмами. Людей, хорошо знающих английский язык, как удалось мне убедиться на практике, немного в Японии, но зато чуть ли не каждый может употреблять какие-то, очевидно, прочно вошедшие в быт транскрибированные и совершенно невероятно звучащие английские слова, например «санкю барабатю» вмето «thank you very much» (большое спасибо»). А взгляните на вывески кафе — «Рира» вместо «Лилия», «Вирудзинниа» — «Вирджиния», «Анудзера» — «Анжела». Немало и просто курьезных, поражающих своей ненужностью заимствований из чужого языка. На мой вопрос, зачем
— В стране много американцев.
Но ведь транскрибированные названия и термины — это для японца: американец не будет утруждать себя изучением японской слоговой азбуки, которой обычно пишутся иностранные слова. Для иностранцев, владеющих английским, и для любого американца кругом достаточно названий на чистом английском — на узких токийских улицах: «No parking» — «Нет стоянки», «No stopping» — «Не останавливаться» и, наконец, по всей Японии «Yankee, go home!» — «Янки, убирайтесь домой!».
Масса английских слов, транскрибированных так, что порою не сразу поймешь, откуда произошло с голь неудобоваримое, уродливое сочетание, заполняют страницы японской прессы. Часто эти слова вытесняют японские и начинают фигурировать на правах законного и единственного термина (например «депато»). Каждый год издаются справочники, в которые включают вновь рожденные слова, получившие право хождения в прессе, политической и исторической литературе. Каждый год выходят элегантные, великолепно оформленные словари газетных терминов, выпускаемые крупнейшим газетным концерном «Асахи».
Но сколько можно издавать, будь они хоть самые развеликолепные, эти словари? Не пора ли перестать засорять язык?
В тот день мы возвращались из Западной Японии — района Тюгоку. По краям дороги бежали дорожные знаки, плакаты с иероглифами и английскими словами. На крутом вираже перед спуском стоял огромный дорожный знак со словом «сурипу», написанным катаканой (слоговой азбукой), и черным восклицательным знаком.
«Сурипу»… знак давно остался позади, а я все не могла понять, что он означал.
— Что такое «сурипу»? — спросила я у молоденькой японки-кондуктора, занятой разговором с пассажирами.
Она глянула на меня округлившимися от ужаса глазами и, оглянувшись на сидящих вокруг мужчин-японцев, залилась краской внезапного смущения.
— Это… женское нижнее белье, — ответила она еле слышным шепотом.
Оx! Который раз попадаю в неприятное положение! Но тут же я подумала: «Ну белье, ну и что в этом криминального?». Попробуй разберись в этих нравах — стриптиз и полуголые красотки на рекламных щитах на каждом шагу, и вдруг название безобидной женской комбинации бедную девочку доводит чуть ли не до обморока.
Однако еще через секунду явилась другая мысль. Я давно привыкла к манере подачи материала на страницах буржуазной прессы. Сообщение о визите какого-нибудь государственного деятеля, отчет о правительственном приеме или телеграмма об очередной забастовке транспортников могли быть помещены между игриво раскинувшимися во всю страницу лифчиком и кружевными штанишками — и это воспринималось как нечто вполне привычное. Но зачем, скажите пожалуйста, кричать на шоссе во весь голос да еще с восклицательным знаком о существовании такой детали дамского туалета? Нет, здесь что-то не так. И тут меня осенило. Да ведь это «слип», английское «слип» — «скользко», превращенное в «сурипу», как будто нет своего достаточно емкого, выразительного слова «субэру»! А комбинация, оказывается, тоже называлась «сурипу», нейлоновая — она же тоже скользкая! Так вот это «сурипу» мне и вспомнилось, когда мы говорили о дальнейших перспективах японского экономического «чуда».
И если бы можно было представить современное японское «чудо» машиной,
— Абунай! (Берегись!)
— Сурипу! (Скользко!)
— Тайхэн сурипу! (Очень скользко!)
Гейша XX века
Есть на Гиндзе дом, по виду ничем не отличающийся от других. Современный фасад его холодно-щеголеват, внизу несколько узких окошек, а сверху глухая серая стена, как бетонный лоб, украшенный неоновой короной. Корона из разноцветных английских букв, с веселым миганием складывающихся в слово «Куин би» — «Пчелка». Но вопреки названию, видимо оттого, что неоновый огонек зажигает букву постепенно, ползя по ней снизу вверх, вывеска напоминает сытую, холеную, породистую кошку, которая, всласть выспавшись, потягивается, выпрямляя лапки, и лениво выгибает над городом крутую упругую спину.
Глубокой ночью, когда столица спит, когда гаснет и меркнет и становится пустынной Гиндза, еще долго стынут в темной вышине неоновые буквы… Почему этот роскошный ресторан называется «Пчелка» — никто определенно не знает. Большинство сходится на том, что это намек на здешние цены, которые кусают и жалят. Цены здесь действительно необыкновенные: только входная плата — несколько тысяч иен.
Широкая лестница с плавным поворотом ведет на второй этаж. В зале полукругом вполоборота к сцене расставлены круглые столики. Верхнее освещение обычно выключено, и в мягком полусвете на столах колеблются синевато-голубые тени газовых светильников. Неверное пламя их дрожит и мечется, языки с белым острием лижут края оградительных колпачков, в сиреневой полутьме, как на дне морском, двигаются люди с дрожащими отсветами на лицах. Весь облик этого зала несет настолько явную, неприкрытую печать бутафории, что невольно вспоминаются сцены из оперы «Садко».
В глубине зала, где нет столиков, пол слегка приподнят и там на стульях, расставленных вдоль стены, сидят девушки. Их много, 50–60. Cамые разные и в то же время совершенно одинаковые. Это девушки для танцев — гёрлс, или гейши сегодняшнего дня.
Иностранцы, попадая впервые в Японию, обязательно спрашивают: «Скажите, а есть ли у вас сейчас гейши?» — на что японцы отвечают: «Нет, В том понимании, как было раньше, нет».
Быть гейшей — профессия, которую осваивают с малых лет. В специальных школах старые гейши обучают молодых множеству вещей — танцам, игре на музыкальных инструментах сямисэне, кото, искусству вести умный, живой разговор, чайной церемонии, «икэбана» («жизнь цветка») — сложным приемам составления японского букета, умению выражать определенные символы соединением цветочного стебля и сухой ветки дерева.
Институт гейш — явление очень древнее, исторически сложившееся, обусловленное тем тысячелетним культом мужчины и зависимым положением женщины, которые существовали в Японии. Вековые традиции превращали женщину со дня ее рождения в полную собственность мужчины — сначала отца, брата, потом мужа, Вся жизнь ее была лишь отражением жизни «высшего существа» — мужчины, подчинена удовлетворению его прихотей и потребностей. Даже внешне и до сих пор тип японской женщины носит печать этого длительного унизительного положения. Каждое ее движение — это сама покорность, мягкость, уступчивость, красивость, которая должна ласкать глаз мужчины. Достаточно посмотреть, как вползает она в комнату на коленях, чтобы прислуживать гостям, как низко она кланяется, почти складываясь вдвое и касаясь лбом пола, как учтиво и скромно улыбается, каким напевным, мелодическим голосом говорит (в удивительном тембре его слышатся те же древние каноны — услаждать слух мужчины), как движется неслышно, словно тень.