По зову полной Луны
Шрифт:
Напарники, выведшие для себя за время пути данную расстановку, топтались в смешанной шеренге, пытаясь, как и все остальные, понять, что же такое замыслили чародеи.
Мэтр Кроули собрал учеников у котлована. Образовав круг, подмастерья взялись напевать свои колдовские песнопения. Под заунывный мотив они вскидывали и роняли сцепленные руки. Но в сравнение с прошлой волшбой у Стены, сейчас движения их были более резкими. Сам мэтр, как и тогда, встал в центре, высоко подняв над собой резной посох. Ритм напева всё убыстрялся. В тот момент, когда он перешёл в однотонный гул, старик выкрикнул некое слово. Его посох и руки учеников одновременно упали вниз.
Сделано!
На
Солдаты вытягивали шеи, боясь упустить какое-либо из проявлений волшбы мэтра. «Обычной» молнией здесь и не пахло!
Им пришлось попятиться. Извлечённая и сваленная когда-то возле котлована земля, ныне ставшая поросшим крапивою холмом, начала взбухать буграми. Пласты дёрна сами по себе отваливались в сторону. Из образующихся дыр высовывались земляные языки. Словно живое существо земля обретала подвижность. С хрустом выдираемых корней, перемежаясь волнами, она поползла к краю выработки. Комья срывались в воду на её дне чавкающим оползнем. Их противоестественное движение завораживало. Накренилась стройная берёзка, росшая на вершине холма. Сам холм оплывал на глазах, быстро уменьшаясь в размерах. Маги не размыкали круга, продолжая стоять в опасной близости от ползущей земляной реки. Их сгорбленные фигуры выдавали предельное напряжение сил… Трава, дебри крапивы, ободранный ствол берёзки перекатывались друг через друга. Ползли и обрушивались вниз. Земля заполняла яму. Невидимые руки всё загребали и загребали её туда.
Содрогание продлилось пару минут. Потом всё успокоилось.
На месте недавнего холма осталась ровная голая проплешина. Котлован же превратился в пологую впадину с торчащей в её середине изломанной древесной ветвью, в которой с трудом узнавалась лапа великана. Там под этой ветвью, под метрами тяжёлой глинистой почвы обрёл свою могилу Разрушитель. В то, что можно совершить подобное и за столь короткое время, даже после увиденного верилось едва.
— Неплохо, — похвалил командор, оправляя на спине съехавший чехол с топором.
Его рыцари были более красноречивы. Упавшие поднимались и отряхивали грязь со штанов. На лицах сделавших своё дело магов блестели капли трудового пота. Мэтр Кроули принимал поздравления в мастерстве. Все смеялись и хлопали его учеников по плечам. Особая порция похвалы досталась юной магичке, отчего румянец затопил её щёки пунцовой краской.
Юлиан в отличие от Лопуха не разделял общего восторга. Округлая впадина со свежевзрытой землёй посреди осиновой рощи, а не чародеи притягивала его взгляд.
— Здесь всё кончено, — заключил Шрам. — Возвращаемся!
Но и после возобновления похода за осиротевшим Носорогом веселье не думало утихать. Враз избавиться от грозного исполина да ещё столь эффектно — такое запоминалось надолго.
С того дня минула неделя.
2
Погода снова испортилась. А скорее сделалась обычной для этого времени года и этой местности. Ветер качает золотистые
Но дисциплина превыше всего. Настоящий солдат всегда остаётся солдатом. За это парней из Жести и уважают в любом уголке Империи. Они не пахари, не мещане, не столичные хлыщи, они — воины, и тем всё сказано. А уж когда рыцарь Розы берётся за дело, познаёт тогда враг, что значит твёрдая воля и разящая острота его меча. Будь то человек или древесный великан с дубиной — без разницы. Почитайте хроники крепости. Скоро в них впишут новые страницы, повествующие и об этом их…
— …славном походе, — закончил вдохновенный монолог вояка, как говорится, в самом расцвете сил, с длинным посиневшим носом, глупым именем Луи и необязательной к употреблению, по крайней мере, в обращении лично к нему, приставкой «сир», то бишь, полноправный рыцарь.
— Хорош заливать! Подобной чуши я не слыхал даже у нас в «Берлоге» от пьяного Лаптя, — отмахнулся Лопух. Его крапчатый конь с белыми чулками на задних ногах всхрапнул и брыкнул в сторону. Стражник выровнял негодника. — А уж мне довелось наслушаться всякого, да и самому понарассказывать тоже.
Юлиан с Лопухом и ещё двумя «сирами» ехали где-то в середине отряда, от скуки почём зря трепля языками. Если повесть о тяжкой солдатской участи и была несколько надумана, то насчёт подавленных настроений среди преследователей отнюдь. Всадники кутались в шерстяные плащи и с тоской взирали на беспросветный водянисто-серый покров туч, простёршийся над их головами.
— Лишь бы дождя не было, — доносилось то спереди, то сзади.
Отряд тащился следом за великаном. Куда? Зачем? Раз велено, езжай да помалкивай — вот и весь ответ. А иного не жди. Вперёд, солдат, отмеряй сапогами, вернее лошадиными копытами, вёрсты родной земли. И мечтай о ещё нескором привале.
Четверо вояк поболтали о паршивой погоде, потом о бабах, снова о проклятущей холодрыге, ещё об игре в кости на последнем биваке, когда Лопух спустил Луи десяток медяков, и опять о бабах. Луи с Морисом хотя и были из элиты (рыцари, Чёрная Роза, крепкие мышцы, все как один коротко остриженные, выучка, брони и так далее), но мужиками оказались что надо, и стражники Стены быстро сошлись с ними на почве общих интересов. За пустословной болтовнёй они и проводили сменяющие друг друга однообразные дни.
Переход со своих двоих на лошадиные спины дался приятелям нелегко. Ездить верхом каждый из них умел, но гудящие икры и ободранные ляжки стали сущей мукой, особенно поначалу пути. Как бы то ни было, десяток Догвиля следовал в общем строю. Юлиан, кстати, до сих пор не мог подобрать имени выделенной ему покладистой светлой кобыле. А вот Лопух, только взобравшись на своего норовистого жеребца, тут же нарёк его Живчиком, вызвав тем хохот у оказавшегося поблизости сира Луи. С этого и завязалась их взаимная приязнь.