Победа при Остагаре, том I, Девчонка-Страж
Шрифт:
— Для вашего пса, миледи, — объяснил слуга.
Бронвин подавила недоверчивый смешок. Дома у Скаута была своя подстилка, но чтобы подушка?
Потратив несколько секунд, чтобы направить их в нужные комнаты, Бронвин постучалась в дверь Морриган и чуть не подпрыгнула, когда та мгновенно её открыла. Молодая ведьма старалась выглядеть невозмутимой, но потерпела неудачу. Роскошная обстановка отведённой ей комнаты явно произвела на неё впечатление. Слуга принес её вещи, поклонился и ушёл.
Бронвин улыбнулась.
— Ты должна увидеть ванную. Всё обустроено по последней моде Орлея, и это потрясающе. Сенешаль прислал слуг наверх за несколькими
Морриган немного помолчала, а затем пожала плечами.
— Забавно, я полагаю. Тогда сначала давай взглянем на эту «ванну».
Ужин был роскошным, и они трое, облачённые в одолженные слегка великоватые наряды, засиделись за ним допоздна. Скаут играл с мясной костью перед камином: он уже наведался в кладовую, как доложили Бронвин. Сенешаль извинился за скромную пищу: орлесианский повар банна отправился в путешествие по северу вместе с господином. Лишь малое количество слуг осталось в поместье, чтобы содержать его до возвращения банна и прислуживать гостям, чей путь пролегал через него.
После того, как они уединились в маленькой гостиной, Алистер заметил:
— Человек, знающий, что он любит.
Морриган погладила красный бархат своего платья, любуясь игрой света на складках юбки.
— И имеющий на то деньги. В любом случае, нам это на руку.
— Даже не верится, что мы на войне, — согласилась Бронвин. — Тут даже нет охраны, только слуги. Рюрик сообщил, что когда банн со своей леди уезжал в Денерим, то забрал с собой большую часть своих людей. Остальных отправил с капитаном на юг, в армию. Сыновья Сеорлика сейчас в Вольной Марке, — она усмехнулась своим спутникам. — Учатся. Это обычная отговорка тех, кто хочет уберечь своих отпрысков от позора или опасности. Не слишком достойно восхищения.
— Но и сказать, что он никак не способствует нашей победе в войне, тоже нельзя, — усмехнулся Алистер. — Он предоставил нам невиданную доселе роскошь. Я, по крайней мере, такого раньше не видел. Думаю, Хайеверский замок ещё роскошней.
— Ха! — Бронвин покачала головой. — У моего отца есть и другие расходы, кроме собственного удовольствия. Нам бы пришлось бурить туннели сквозь каменные стены десять футов толщиной, чтобы проложить трубы, как у банна Сеорлика. Давайте наслаждаться, пока можем. Я, например, не могу дождаться, когда смогу вымыть голову.
*
От намыленного и ошеломленного Скаута пахло таволгой. Затем Бронвин залезла в горячую ванну. Отмытые волосы пахли яблоневым цветом, она закуталась в халат из шелковой парчи и села у камина. Служанки привели в порядок её спутанные волосы, обломанные ногти были подстрижены, а на кровати ждала чистая ночная рубашка из тонкого льна. Бронвин не помнила, чтобы её так баловали даже в детстве. Это было приятно, но заставляло чувствовать себя виноватой. Как она может наслаждаться, когда солдаты в Остагаре перебиваются кашей и чёрствым хлебом? Когда Дункан превратился в прах? Когда её родители мертвы, а их убийца ходит безнаказанным?
Она вздохнула и отпустила слуг. Сидя за туалетным столиком, она достала из нижнего ящика лист пергамента и начала писать Фергюсу.
«Мой лорд брат — или глупый старина Фергюс, как тебе больше понравится».
Она решила, что он должен знать всё: и изложила в письме события последних двух дней. Письмо она не отправит, пока не закончит
«Я понимаю, почему у отца округлялись глаза при упоминаниях о банне Сеорлике. Насколько же избалован роскошью этот человек! Моя спальня может похвастаться невообразимым комфортом, но и она меркнет по сравнению с ванной комнатой…»
Пока она подробно описывала недавние события, её волосы высохли, и она аккуратно заплела их на ночь. Было уже темно: луна зашла, и мерцающий огонёк свечи плыл перед её усталыми глазами. Скаут уже свернулся калачиком и дремал на своей нелепой подушке. Улегшись на свою широкую кровать, Бронвин обнаружила, что она так мягка, как ей и хотелось.
Вокруг была Тень. Бронвин была здесь раньше и, без сомнения, окажется снова.
Порождения рычали, визжали и вздорили посреди огромного пепелища. Бронвин, одетая лишь в тонкую белую сорочку, шла босиком меж них, но они её не замечали. Они были такие же, как она, она была такой же, как они, они были одним целым. Нечистый запах проникал в её плоть и распространялся по венам. В примитивной кузне скрюченная фигура ковала клинок. Это был человек — вернее это существо было когда-то человеком, — с пустыми глазами и белёсым лицом в пятнах гнили. Его движения были вялыми и неопрятными, он скоро перестанет быть полезным, и будет просто куском мяса. Его это не заботило. Разум уже давно оставил его.
На столбах вокруг были насажены головы — гномские и человеческие. Кожа с них уже наполовину сошла, глаза вытекли. Бронвин глубоко, в Мёртвых рвах. Слова, означающие для неё всё и ничего. Она никогда не слышала их прежде и вместе с тем всегда их знала. Это был её дом: это была её судьба.
Вдалеке звучал бесконечно прекрасный голос: мудрый и ужасный голос. Это Древний Бог Уртемиэль, искаженный Скверной и ставший Архидемоном. Бог Красоты, их новый Бог: его голос слаще всего на свете, прекрасней, чем голос могучего Первого, Думата. Их Бог поведёт их вверх, на залитые солнцем земли, чтобы убивать и пожирать, забрать всё, что принадлежит им, обратно в своё тёмное царство. Великолепный голос пел команды, и вдалеке ему вторили женские крики. Они сделают то, что должны, то, что они делали раньше, и делали хорошо…
Мёртвые рвы отступили и Бронвин оказалась в хорошо знакомой комнате. Это был настоящий сон, сон, а не видение скверны. Её тело расслабилось, погружаясь в знакомую обстановку.
Она сидит на вышитой скамеечке перед камином и расчесывает волосы, ожидая его. Идет дождь, вода стекает по стрельчатому окну. Сладкий звук: звук теплого огня превращается в музыку безопасности и комфорта.
Он входит, свирепый и яркий, как падающая звезда. Он ищет взглядом сидящую у камина Бронвин, и она ждёт его взгляд, чтобы увидеть, как он смягчается — только для неё.
Вместо этого он шагает вперед и хватает её за запястья, не заботясь о причиняемой боли. Он тащит её к широкому письменному столу и швыряет перед ней бумаги. Его глаза — ледяные осколки гнева и подозрений. Его губы двигаются, обвиняя её в шпионаже и предательстве…
И ворчание гарлока в сантиметрах от её лица…
— Проклятье! — Бронвин проснулась и уставилась на тусклый бархат полога. — Сон, — пробормотала она и повернулась, тут же позабыв обо всем. — Плохой сон…
Когда она вновь открыла глаза, полог был зеленым, как молодая листва. Она вздрогнула от резкого света и легла обратно на подушку.