Победа. Том 1
Шрифт:
Судя по всему, Брайт занимал однокомнатную квартиру. В ней стояли небольшой столик, превращенный в письменный, и очень широкая кровать, прикрытая армейским одеялом. В углу - один на другом - громоздились картонные ящики. В них были то ли сигареты, то ли бутылки. На вешалке висели шинель и фуражка.
– Смешная квартирка, - сказал Брайт.– Кровать как пульмановский вагон.
Воронов выразительно поглядел на свои часы.
– Да, да, - заторопился Брайт, - сейчас отчалим.
Он подошел к стоявшему у стены комоду, открыл один из ящиков и, достав оттуда что-то, протянул Воронову:
– Держи. Тебе.
На широкой ладони лежали небольшие квадратные часы в металлическом браслете.
– Швейцарские, - с гордостью сказал Брайт.
Воронов почувствовал, что краснеет.
– У меня есть часы, - пробормотал он.
.– Швейцарские?– деловито спросил Брайт.
– Советские. Отец подарил.
– Почему ты не хочешь взять швейцарские?– попрежнему держа часы на протянутой ладони, спросил Брайт.– Что-что, а банки и часы у них самые надежные в мире.
– Спасибо, Чарльз.– Воронов все-таки чувствовал себя растроганным. Моя скромная услуга не стоит таких подарков.
– Кто говорит о подарках?– удивленно спросил Брайт, подбрасывая часы на ладони, - Купи! По дешевке.
У Бранденбургских ворот такие стоят две тысячи марок.
Отдаю за тысячу.
– Мне они не нужны.– Вместо растроганности Воронов уже испытывал раздражение.
– Бери за пятьсот. Ты хороший парень и здорово выручил меня. Мы же союзники.
– Нет!
– Тебе они просто не нравятся! Иди сюда!
На дне ящика лежало десятка полтора часов. Ручные, карманные, с браслетами, на ремешках...
– Бери любые, за одну цену. Как у Вулворта. Если нет денег, отдашь после.
– Мы опаздываем, - сухо сказал Воронов.
– Ну, как хочешь, - с обидой произнес Брайт. К удивлению Воронова, эта обида казалась искренней.
Он вышел из квартиры и стал спускаться по лестнице, прислушиваясь, как Брайт возится с замком.
Два фотоаппарата уже лежали на прилавке: вороновский "ФЭД" и немецкий "контакс", приготовленный для Брайта.
Как только Воронов вошел, Гетцке торопливо заговорил с ним по-немецки.
– Что он лопочет?– спросил Брайт.
– Он говорит, что с твоим "Спидом-грэфиком" дело плохо. Надо менять объектив. Вряд ли можно найти его сейчас в Германии.
– А, черт!– воскликнул Брайт.– Придется выложить монету за новый.
– У Бранденбургских?
– Да нет! У наших фотокорреспондентов, - не поняв или не оценив язвительности вопроса, ответил Брайт.– Среди них есть запасливые ребята.
Об этом они говорили
"Странный парень",-подумал Воронов. Чем-то он был ему все-таки симпатичен. Чем именно? Может быть, оеззащитной растерянностью, с которой он глядел на свои разбитый аппарат? Или порывом искренней, даже восторженной благодарности,, охватившим его, когда Воронов предложил ему помощь? А может быть, просто ребяческой, улыбчато-веснушчатой физиономией? Но какова бестактность с часами! После нее Воронов с удовольствием отделался бы от Брайта.
Прежде чем включить зажигание, американец посмотрел на часы.
– Все в порядке, - сказал он.– У нас вагон времени.
– Пожалуйста, не гони, - угрюмо попросил Воронов.
– Боишься быстрой езды?– с добродушной усмешкой спросил Брайт, включая двигатель.- Но ведь ты храбрый Это у тебя ордена?– Он посмотрел на орденские планки на пиджаке Воронова и, не глядя вперед, тронул машину.
– Теперь у всех ордена, - не отвечая на вопрос, неприязненным тоном отозвался Воронов.
– У меня тоже есть, - увеличивая скорость, сказал Брайт.
– За что?
– А-а - мотнул головой Бражт, - не хочется вспоминать. Тащил на себе раненого командира полка. До медпункта. Жирный был боров!
– Это же подвиг!
– Какой, к черту, подвиг! Толстяк воооразил себя Патоном! Сначала выгнал меня из полка, а потом я же его тащил. Полез куда не надо. Видеть не хочу эту медаль.
Валяется где-то в комоде.
Воронов понял, что этот парень, очевидно, отведал пороха.
Брайт опять разогнал машину - ездить спокойно, с нормальной скоростью, он просто не умел.
– Как тебе понравился Гарри?– неожиданно спросил он, поворачиваясь к Воронову. То, что Брайт вел машину на такой скорости, не глядя на дорогу, пугало Воронова.
– Какой Гарри?
– Наш президент.
Пренебрежение, с которым Брайт говорил о новом президенте США, показалось Воронову дешевым снобизмом.
Впрочем, и самому Воронову Трумэн не понравился, но он не хотел обсуждать это с Брайтон.
– Ты говоришь о президенте так, будто он твой близкий знакомый.
– Первый раз в жизни вижу, - пожал плечами Брайт.– Мой старик рассказывал, что в свое время не раз заходил к нему в лавочку.
– Какую лавочку?
– В его лавочку. Я ведь родом из Индепенденса. Ты, видимо, не знаешь биографии нашего нового президента.
Впрочем, не смущайся, ее и в Штатах мало кто знает.
А Индепенденс - маленький американский городок. Его тоже мало кто знает. Все вы думаете, что Америка - это Нью-Йорк, Вашингтон и Чикаго.