Победа. Том 1
Шрифт:
– При чем тут лавочка?
– Я же тебе объясняю: Трумэн был хозяином галантерейной лавочки. Мой старик покупал в ней товары.
– Значит, в прошлом он бизнесмен?
– Отец? Нет, у него была ферма под Индепенденсом.
Мы .родом из Миссури.
– Я говорю о президенте.
– А-а...– пренебрежительно протянул Брайт.– Трумэн имел грошовый бизнес. Потом стал сенатором. У нас это быстро делается. Страна равных возможностей. Но машина у него хороша! Шесть тонн веса, броневая сталь, пуленепробиваемые стекла... Кстати, тебе удалось что-нибудь заснять?
– Что именно?
– Ну, президента. Его "Священную
– Какую корову?
– Боже мой, так называется его самолет! Ты не заснял и тех, кто его встречал?
– Зато ты это сделал, - сухо ответил Воронов, делая ударение на слове "ты".
– Верно, - самодовольно улыбнулся Брайт.– Один - ноль в твою пользу. Впрочем, и в мою тоже. Стимсон, Гарриман Мерфи - все они оказались в твоей коробочке. Ты хоть своих-то узнал в лицо?
– Своих?!
– Слушай, парень, при самом огромном спросе на фотокорреспондентов в Штатах у тебя не было бы никаких шансов. Я говорю о вашем после Громыко, Вышинском и...
– Разве они тоже были?– с искренним удивлением воскликнул Воронов.
– Были! И Колли, и Спаркс, и Клей! А кто нес почетный караул, знаешь? Солдаты и офицеры из дивизии "Черт на колесах".
"Этот парень, кажется, умеет работать!" - подумал Воронов, с невольным уважением посмотрев на Брайта.
Дорогу преградила группа военных. Насколько Воронов мог разобрать, это были англичане. Они стояли спиной к машине и о чем-то разговаривали. К удивлению Воронова, Брайт нажал на газ, хотя машина и так мчалась на огромной скорости. Метрах в десяти от военных англичан он дал оглушительно-резкий сигнал. Люди разбежались в разные стороны.
– Ты в уме?– воскликнул Воронов.
– Не люблю снобов, - сквозь зубы процедил Брайт.
...В ветровом стекле показалось поле аэродрома.
Теперь подъезды к нему охраняли уже не американские, а английские патрули. Первым предъявил свою белую карточку американец.
– Мистер Брайт?– спросил офицер.
– Герман Геринг, сэр, - с насмешливой почтительностью ответил Брайт.
– На виселицу не сюда, - без тени улыбки сказал офицер, возвращая Брайту карточку.
Потом он взял в руки документ Воронова.
– Россия?
– Советский Союз!
– Поторопитесь, джентльмены, - сказал офицер, протягивая Воронову его пропуск.
– Эти снобы не лишены юмора, о-уу, май диэ-э-э... [О, мой дорогой! (англ.)] - пробормотал Брайт, пародируя английское "оксфордское"
произношение. Он рванул машину вперед. Через минуту они уже были неподалеку от стоявшей на прежнем месте "эмки" Воронова.
Оставив ключ в замке зажигания, Брайт выскочил из машины почти одновременно с Вороновым.
– Я побежал, - торопливо сказал он.– Надо еще отвоевать себе место. Еще раз спасибо тебе, Майкл. Ты отличный товарищ, но... никудышный бизнесмен. И всетаки...
Он запнулся и с огромным усилием, едва ворочая языком, сказал по-русски:
– Я тьябя... лу-у-у... блу!
Помахивая "контаксом", Брайт побежал к своим коллегам, уже толпившимся у взлетной полосы.
Воронов отсутствовал не более сорока пяти минут, но за это время на аэродроме все изменилось. Вместо американского почетного караула стоял английский. Солдаты строились в некотором отдалении друг от друга, примерно на полшага. Музыканты в черных мундирах, высоких меховых шапках, с трубами, тромбонами и флейтами напоминали персонажей экзотической оперы. Особенно странно выглядели барабанщики, одетые в своего рода фартуки из
Однако время шло. Воронов заспешил к оцеплению.
Протиснувшись в толпе к группе советских кинематографистов, стоявшей на прежнем месте, Воронов пристроился рядом. Два-три раза прокрутив и спустив затвор своего "ФЭДа", он убедился, что все в порядке.
Самолет появился над линией горизонта минут через пять.
Все повторилось с самого начала. Над аэродромом снова промчались два истребителя эскорта. Опять взметнулись кинокамеры и фотоаппараты. Примитивной "лейкой"
Воронова снимать самолет с такого расстояния не имело смысла. Как и в первый раз, Воронов ограничился тем, что наблюдал за своими иностранными собратьями. Из спокойно стоявших и негромко разговаривавших между собой людей они на глазах превратились в стадо буйволов или носорогов. Плечами, локтями, всем корпусом расталкивая соседей, они устремились к посадочной полосе. Своего нового знакомого Воронов среди них не видел. Очевидно, Брайт извлек уроки из предыдущей неудачи и на этот раз опередил всех возможных конкурентов.
Едва самолет коснулся земли, английские солдаты покатили трап. Вздрогнув, самолет остановился. Десятки кинокамер и фотоаппаратов с длинными трубами телеобъективов нацелились на еще закрытую металлическую дверь. Из-за нее слышалось какое-то лязганье. Стрекотание киноаппаратов постепенно смолкло. "Что происходит?– спросил себя Воронов.– Нагнетается атмосфера ожидания? Или с дверью и впрямь что-то случилось?"
Наконец дверь открылась, но Черчилль все еще не появлялся Снова смолкли ожившие было камеры. И в этот момент вышел Черчилль, заполнив своей массивной фигурой весь дверной проем.
Час назад Трумэн шагнул на площадку трапа легко и подчеркнуто энергично. Так появляется в зале правления компании ее председатель, заставивший всех ждать и делающий вид, что очень торопился.
Черчилль же возник, словно медленно воздвигнутая на пьедестал тяжелая статуя. Он был в военном мундире, изгоч отворотов которого виднелся темный галстук. Над фигурным клапаном верхнего левого кармана пестрели т шнные орденские планки. На погонах можно было различить нечто похожее на звезды. Огромную голову, посаженную, кажется, прямо на плечи, увенчивала фуражка с широким козырьком такого же цвета хаки, как и сама фуражка. В правой руке Черчилля были зажаты перчатки и стек с белой, очевидно перламутровой, ручкой.
Черчилль стоял неподвижно, как монумент. Лицо его газа лось застывшей крупной маской: пристальные немигающие глаза, большие губы - нижняя значительно толще верхней, приподнятый широкий подбородок.
Так он стоял секунду, три, пять... Само Время, взирающее на мир с высоты! Затем, переложив стек и перчатки в левую руку, он поднял правую и раздвинул два пальца, образуя знаменитую букву "V".
В толпе прошелестели аплодисменты.
Воронов сделал несколько снимков. Потом, повесив аппатэат на плечо, он аплодировал вместе со всеми. Ему был неприятен фамильярно-пренебрежительный тон, каким Брайт говорил об американском президенте, хотя Трумэн не понравился и ему самому. Воронов привык к иному облику президента Соединенных Штатов Америки. У того, ныне уже ушедшего, было длинное, аскетическое лицо с тонкими чертами мыслителя. Рузвельт напоминал Воронову Ромена Роллана. Нынешний президент показался Воронову обыкновенным и вместе с тем крикливым. Он был явно немолод, но демонстративной энергичностью и легкостью походки как бы хотел показать, что полон сил и энергии.