Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года
Шрифт:
Но очень скоро на стол барона Хагера ложатся новые сообщения филёров: «Княгиня Леопольдина Лихтенштейн [36] больше других светских дам нравится Александру. По этому поводу острят, что он выказывает себя истинно русским человеком, предпочитая женщин холодных, как лед». «Александр уделяет много внимания графине Эстергази, Софи Зичи и княгине Ауэрсперг. Он много танцует и любезничает с княгиней Лихтенштейн и юной Сеченьи. Обе они убеждены, что поймали его в свои сети; но остальные хорошо понимают, что здесь, как во Франкфурте, как и повсюду, всё это для Александра – одно лишь чистое кокетство». Не укрывается от внимания шпионов и то, что царь продолжает время от времени поздно ночью проскальзывать
Оборвать рассказ об этой женщине в тот момент, когда закончился её роман с императором, было бы несправедливо, потому что и дальше жизнь её не была бесцветна.
По окончании Венского конгресса она перебралась в Париж, приобрела особняк на Елисейских полях и организовала салон, в котором бывали самые известные парижане. О салоне русской княгини упоминает в «Отверженных» Виктор Гюго. А Бальзак, постоянный гость Екатерины Павловны, говорил, что она была одной из двух женщин, с которых он писал Феодору в «Шагреневой коже». Нельзя, правда, отрицать, что в салон русской красавицы привлекали не только интеллектуальные беседы, но и потрясающая, лучшая в Париже тех лет кухня. Поваром княгини был знаменитый Мари-Антуан Карем, который считается создателем высокой кухни. В своё время он был личным поваром Талейрана, готовил для Наполеона и Александра, в конце жизни будет кормить Ротшильда. Карема называли «поваром королей и королём поваров». Так что можно вообразить, чем соблазнял салон русской княгини парижских гурманов. Что же касается дам, то их притягивала возможность хотя бы взглянуть на несравненные потёмкинские бриллианты, которые унаследовала Екатерина Павловна. Уже в весьма зрелом возрасте она вышла замуж, но и этот брак оказался недолговечным.
Что же до её давней соперницы, герцогини Саган, то после Венского конгресса её отношения как с Александром Павловичем, так и с Меттернихом закончились. Вильгельмина явно переоценила свои чары, решив женить на себе Меттерниха. Граф, как и после других своих любовных историй, остался у привычного и удобного семейного очага.
Через некоторое время отвергнутая красавица вышла замуж за графа Карла Рудольфа Шуленбурга, но и этот брак длился недолго.
Герцогиня Саган мечтала иметь детей, но, увы, не случилось. Она стала приёмной матерью нескольких девочек, в их числе была будущая знаменитая чешская писательница Божена Немцова. Пройдут годы, и она с нежностью и восхищением опишет Вильгельмину в своём романе «Бабушка».
Я назвала не всех, кого одарил российский император своим царственным вниманием. Были среди них дамы именитые, были и совсем безвестные, чьи имена сохранили только отчёты дотошных филёров. Но была между ними одна, занимавшая место совсем особое, превосходившая остальных если не происхождением и красотой, то талантами – несомненно. И ещё одно отличало её от других более или менее временных возлюбленных Александра Павловича: она любила его до конца дней самозабвенно и бескорыстно. Имя этой замечательной женщины Зинаида Александровна Волконская.
Дочь князя Александра Михайловича Белосельского-Белозерского, одного из самых просвещённых и всесторонне одарённых людей своего времени, незаурядного литератора, глубокого знатока искусств, к тому же редкого красавца (его называли «московским Аполлоном»), воспитание получила блестящее. Именно отец, которого она обожала (матери лишилась, когда ей было всего три года), разбудил в ней интерес к истории, литературе и музыке, нанял лучших итальянских учителей, которые отшлифовали, довели до совершенства её чарующее контральто.
Любопытно, что князь Белосельский, человек баснословно богатый, аристократ, родословная которого уравнивала его с самыми титулованными
Так что Зинаиде Александровне было от кого унаследовать независимость суждений и поведения. Ту независимость, которая восхищала и делала её преданными друзьями и поклонниками Жуковского и Гоголя, Мицкевича и Бруни, Брюллова и Кипренского, Глинку, Россини, Баратынского, Козлова. Она была замечательной женщиной и достойна подробнейшего рассказа, но сейчас речь исключительно о её отношениях с Александром I.
Замуж она вышла за вполне достойного, но, к сожалению, нелюбимого человека, князя Никиту Григорьевича Волконского, флигель-адъютанта императора, и по протоколу обязана была присутствовать на всех придворных балах и церемониях. Тут-то на двадцатилетнюю красавицу и обратил внимание неотразимый Александр Павлович. Для него она стала одной из многих, он для неё – единственным (во всяком случае, до конца его жизни). Да, она знала, он женат, мало того, была фрейлиной императрицы и, скорее всего, отдавала должное этой прекрасной женщине, но считала её старой для любви (Елизавете Алексеевне было в начале романа её мужа с Зинаидой Волконской тридцать лет).
Да, она знала, у государя уже много лет есть постоянная возлюбленная, но верила, что сумеет победить соперницу: раз он не хранит верность Нарышкиной, значит – не любит… А в неё – была уверена – влюблён всем сердцем. Какие записки он пишет! «Верьте, княгиня, в мою привязанность до конца жизни!» «Более чем когда-нибудь прошу Вас считать меня навеки… Вашим…» «Ко всем желаниям успехов нашим войскам я присоединяю ещё искреннее желание, чтобы они доставили мне счастье скорее видеть Вас… Благоволите пока сохранить мне место в Вашей памяти, коей я столь дорожу…» И это – с поля боя! Как можно усомниться в искренности его слов?! Она и не сомневалась. Подтверждение тому – рождение сына. Но мальчик умер в младенчестве. Александру фатально не везло с детьми.
На Венском конгрессе Зинаида блистала. Но на душе у неё было тревожно: он, её любимый, принадлежит всем! Все эти женщины и мужчины, делающие вид, что преклоняются перед ним, что обожают… Они отнимают его у неё! Она пытается затмить других не только красотой – впервые выступает как певица. Восторг окружающих не знает границ. А любимого это, как ни странно, раздражает. Может быть, он не хочет делить всеобщее восхищённое поклонение ни с кем, даже с ней? Ей не дано этого понять. Он вынужден объяснить: «Столь возвышенная и превосходная душа казалась мне не подходящей ко всей этой суетности [37] , и я считал её жалкой пищей для неё. Искренняя моя привязанность к Вам, такая долголетняя [38] , заставляла меня сожалеть о времени, которое Вы теряете на занятия, по моему мнению, так мало достойные Вашего участия. Вот, княгиня, самое откровенное изложение моих жалоб». Это стало концом. И началом её страданий, длившихся почти десять лет.
Последнее свидание было невыносимо печальным. Она, уже не надеясь, не веря, произнесла слова из своего любимого Ламартина: «О, говори мне, говори… всё, что исходит из уст твоих, подобно музыке, которая меня бесконечно трогает!» Он не сказал ни слова…
Любопытное свойство, мне кажется, было у Александра Павловича: женщины-личности вызывали у него отторжение. Так было с Елизаветой Алексеевной, так же случилось и с Зинаидой Александровной. Единственное исключение – сестра Екатерина Павловна. Похоже, в любовных отношениях он предпочитал дам, не слишком обременённых интеллектом. Может быть, был и прав…