Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Соболева Инна Аркадьевна

Во всяком случае, после всех пылких ли, мимолётных ли, длительных ли романов он вновь возвращался к Марии Антоновне Нарышкиной, как раз талантами и интеллектом не блиставшей. Зато её потрясающей красоте отдавал должное сам Гёте. Фельдмаршал Кутузов говаривал: «Женщин стоит любить, раз среди них такая, как Мария Антоновна». Даже у Вигеля, славного своей язвительностью, находятся для неё только слова восторга: «Скажу только одно: в Петербурге она лучше всех!» Он любил рассказывать, как стоял перед ложей Нарышкиной в театре и «…преглупым образом дивился её красоте, до того совершенной, что она казалась неестественной, невозможной». И добавлял: «О взаимной

любви её с императором Александром я не позволил бы себе говорить, если бы для кого-нибудь она оставалась тайной».

Император, и правда, не делал тайны из своих отношений с Нарышкиной – фактически она была не просто любовницей, она была второй женой. А начиналось всё банально до пошлости. Когда при дворе появилась юная княжна Святополк-Четвертинская, два молодых повесы, великий князь Александр и фаворит Екатерины Великой Платон Зубов, поделились впечатлениями о красавице и договорились, что счастливчик, который первым завоюет княжну, насладившись, уступит её сопернику. Сначала повезло Зубову. Великий князь Александр временно отошёл в сторону.

Польская княжна Мария Святополк-Четвертинская происходила из знатного рода, шедшего по прямой линии от Святополка Окаянного. Происхождением своим она очень гордилась и вела себя крайне независимо. Княжеское семейство стояло за сближение с Россией, так что, когда в Варшаве началось восстание Костюшко, инсургенты повесили её отца в центре города как предателя. Вдову и троих детей Екатерина II щедро вознаградила за верность покойного князя русским интересам. Девочки стали фрейлинами, мальчика отдали в Пажеский корпус.

В шестнадцать лет Марию выдают замуж за тридцатисемилетнего князя Дмитрия Львовича Нарышкина. Это блестящая партия: Нарышкины – родственники императоров. Наталья Нарышкина – мать самого Петра I. Вскоре после того, как в соревновании соблазнителей Платон Зубов победил Александра, Мария родила дочь Марину. В скором будущем Дмитрия Львовича ждали новые испытания: его жена «перешла» ко второму участнику соревнования, Александру Павловичу, а тот… Тот уже стал самодержцем. Так что оставалось терпеть и связь, которую не пытались хотя бы из приличия скрывать, и данное Пушкиным прозвище «рогоносец величавый». Возможно, его хотя бы отчасти утешало, что его легкомысленная жена постоянно меняла объекты своих мимолётных увлечений и не слишком таила это от влюблённого императора. Состоять в «ордене рогоносцев» вместе со своим обидчиком-царём, согласитесь, всё-таки не так унизительно.

Современники утверждали, что отношение Нарышкиной к императору было совершенно бескорыстным. Похоже, это действительно так, хотя корысть ведь не всегда состоит в поисках титулов и денег. Не будем забывать: Мария Антоновна – полька. Польский вопрос – самый сложный для России. Вспомним, даже искренний друг царя Адам Чарторыйский пытается использовать эту дружбу в интересах своей родины. Вспомним, любовь великого князя Константина Павловича, наместника в Польше, к Жаннетте Грудзинской принесла полякам немало добра. То же и любовь Наполеона к Марии Валевской. Не смею сомневаться в искренности чувств этих прекрасных женщин, но и то, что они были заступницами за Польшу перед своими могущественными возлюбленными, сомнений не вызывает.

Так что же, Нарышкина – исключение? Как ни странно, допускаю. Известно, что в начале её романа с государем соотечественники, мечтавшие о возрождении Польши, возлагали на неё немало надежд. Рассчитывала на её поддержку и сильная придворная партия, стремившаяся отклонить Александра от союза

с Наполеоном. Но Мария Антоновна в государственные дела никогда не вмешивалась. Об этом дружно свидетельствуют современники, как этим невмешательством разочарованные, так и восхищённые (принимавшие его за проявление благородства и бескорыстия). Кто знает, может быть, всё, что не касалось её лично, было ей просто неинтересно? А может быть – ума не хватало?

Так что никакие корыстные расчёты и в самом деле «не обесславили её привязанности». Чего не скажешь о её бесчисленных любовных похождениях. Рассказывали, будто ревность Александра Павловича доходила до того, что он, не в силах утаить своё горе от посторонних, терял самообладание и жаловался на свою любовницу даже… наполеоновскому послу.

Мария Антоновна вовсе не благоговела перед императором – жила, как хотела. Он долго прощал её измены (как известно, сам изменял ей не меньше, но это дела не меняло). Порвал с ней окончательно, только застав в её постели своего генерал-адъютанта Адама Петровича Ожаровского. Сегодня уже мало кто знает, что звание это было почётнейшим, император жаловал его крайне редко, оно было несомненным свидетельством царской милости. Из шестидесяти двух военачальников, награжденных за боевые действия в 1812–1815 годах редкой и почётной наградой – золотым оружием «За храбрость», только тринадцать человек были пожалованы званием генерал-адъютантов, те, к кому особенно благоволил государь. Тем больнее для него было предательство. Но соперника и оскорбителя он не наказал, зато с изменницей, наконец, расстался.

В отличие от других возлюбленных Александра Павловича (по большей части мимолётных), Нарышкина вела себя беспардонно: с невинной улыбкой она сообщала императрице о своей очередной беременности.

Она с утончённым изуверством отравляла жизнь императрицы: законная жена любовника мешала, а он хотя и пренебрегал ею, расстаться не желал. Почему? Она ведь его не держала, был случай, когда сама искренне умоляла отпустить её к родителям. Он не согласился. Только к концу жизни станет понятна истинная тому причина…

Нарышкина родила императору троих (по другим источникам – пятерых) детей. Впрочем, кто был их отцом, она и сама толком не знала. Две её дочери умерли в младенчестве, третью, Софью, Александр горячо любил. Писал сестре Екатерине Павловне: «Я нахожусь дома (домом он, как ни странно, называет дворец Нарышкиных на Фонтанке) и пишу тебе из уютного гнездышка, где моя любимая женщина и долгожданный мой ребёнок. Моя дочь Софья украшает мое существование». Дочь умерла от туберкулёза, дожив всего до шестнадцати лет. Для него это был страшный удар. Он послал записку императрице: «Она умерла. Господь карает меня за мои грехи». Елизавета, как всегда, поддержала. Сочувствие её было неподдельно. Она-то знала, что это значит, потерять обожаемого ребёнка. А тем временем Мария Антоновна, ещё не похоронив дочь, ухитрилась сделать своим очередным любовником её жениха, графа Андрея Петровича Шувалова.

Наблюдательная и вполне доброжелательная Виже-Лебрен писала о Нарышкиной: «Она была восхитительно красива, танцевала с совершенным изяществом и вскоре покорила Александра… Черты её лица были правильны, совершенно греческие, тонкая и гибкая фигура приковывала к себе все взгляды, однако, с моей точки зрения, ей недоставало того очарования, которым обладала Елизавета…»

При дворе, да и в дипломатических кругах сложились две партии – одни были за кроткую императрицу, другие – за самоуверенную фаворитку.