Победить смертью храбрых. Мы не рабы!

Лапшин Сергей

Свиридов, получив разрешение, одернул гимнастерку и поспешил догнать кипящего от ярости немца.

– Йозеф. Не пори горячку.

– Лейтенант, вы идиоты! Вы все – сборище возомнивших о себе… разгильдяев и анархистов! – Возмущенный немец зло выдернул свой рукав из пальцев Свиридова. – Я склоняюсь к мысли, что совершенно не хочу иметь с вами ничего общего! Ни-че-го! Ясно тебе, лейтенант? – Книппель эмоционально ткнул Свиридова пальцем в грудь.

– Ясно-ясно, – примирительно ответил тот, –

ты только не кипятись. Мы можем обсудить это. У меня есть к тебе разговор.

– О чем, матерь божья, мы можем говорить? – Немец всплеснул руками, демонстративно посмотрел по сторонам. – Где тут ваши снайперы, лейтенант? Там? – Йозеф прикрыл ладонью глаза от солнца и посмотрел в сторону домов на окраине. – Или там? – повернулся в другую сторону. – Вы с ума сошли, лейтенант. Потерялись во времени и пространстве. Я даже готов поверить, что вы действительно провалились сюда из самого ада! Потому что вы не от мира сего!

– Да послушай ты меня, Йозеф! Не веди себя как ребенок! – Свиридов, разозлившись, прервал причитания немца. – Успокойся. Пойми сразу, мальчишку тебе не отдадут. И не только потому, что так сказал капитан. Я тоже считаю это правильным. Ты понял меня?

Книппель недоуменно посмотрел на лейтенанта. В душе немца бушевала буря эмоций, и оттого ему трудно было воспринять слова русского. Понять их. Разобраться, что же стоит за хитросплетением фраз. Свиридов, не облегчая Йозефу задачу, молча ждал ответа.

– Ты считаешь это правильным, – повторил Книппель, морща в задумчивости лоб, – ты согласен с капитаном. А если ваша позиция не совпадет. Что тогда? – Йозеф взглянул на лейтенанта. Понимающе кивнул. Ему удалось разгадать нехитрую загадку.

– Хочешь сказать, что ты можешь принимать собственные решения. Так?

– Верно.

– Глупость! – недоверчиво усмехнувшись, констатировал Книппель. – Вы просто сумасшедшие коммунисты! Вы свалились на мою голову и теперь стали моей проблемой. Я не верю тебе. Не верю, лейтенант.

Свиридов невозмутимо пожал плечами. Его задачей было не убедить немца, а всего лишь дать ему надежду. Люди, желающие, чтобы их обманули, обманываются всегда.

– Ладно. Хорошо, – видя, что Свиридов не спешит оправдываться или убеждать, Книппель пошел на попятную, – что ты предлагаешь?

– Все очень просто, – удостоверившись, что Йозеф накричался и может адекватно воспринимать реальность, Свиридов перешел к главному, – мне нужна твоя поддержка. В определенный момент. Понимаешь меня?

– Когда?

– Я предупрежу заранее.

Книппель, скорчив недовольную гримасу, ясно дал понять, что ему мало нравится этот план. Остро взглянул на невозмутимого лейтенанта:

– Что с мальчишкой?

– Это уже решенный вопрос, Йозеф. Это мое решение. И оно, надеюсь, совпадает с твоим.

Книппелю не обязательно было верить лейтенанту. Ни Терехов, ни Свиридов не рассчитывали на то, что Йозеф с восторгом кинется в расставленную

для него ловушку. Однако даже сомнения, посеянные в голове немца, его надежда на то, что он сможет внести раскол в группу русских, дорогого стоили. На данном этапе все эти соображения должны были заставить Книппеля отказаться от идеи мести мальчишке за его опрометчивый поступок. Первостепенная задача, решение которой позволило бы снизить градус напряжения, явственно зашкаливающий в Лебедях.

Кроме того, уступив единожды, Книппель был бы просто вынужден доверять лейтенанту. Сговор – а иного определения к договоренности между немцем и русским подобрать было нельзя, – связывал их друг с другом сильнее любых чувств и прагматических соображений.

Нельсон

Помимо пули в бедро, прошедшей навылет, я получил массу других «удовольствий». Выговор от капитана, мягкое, отеческое «ай-яй-яй» от лейтенанта, сочувственные, поддерживающие взгляды от рядового и сержантского состава. Помимо того, я, что естественно, был отлучен от кухни: в мое распоряжение предоставили отдельную комнату и кровать, на которой можно было болеть.

Шутки шутками, но напугался я, признаться, недурственно. Когда в тебя вот так, без особой причины, шмаляют, приятного не то что мало. Совершенно нет. Запоздай Клыков на несколько секунд, уверен, мне пришлось бы гораздо тяжелее. И больнее.

По здравом размышлении я вынужден был признаться себе, что поступил глупо. Махаться так вот сразу, наверное, и не стоило. Определенно, не стоило. Следовало потупить еще немного, время потянуть, а там, глядишь, конфликт бы и разрешился. Какого хрена мне надо было переть на рожон?

Наверняка на то должны были быть свои причины. Стараясь докопаться до них, я вспомнил недавнюю стрельбу, которую мы довольно успешно закончили в свою пользу. Казалось, мы тогда полностью покончили с толерантностью в отношении фашизма и придумали единственно возможный симметричный ответ. Пулю.

Видимо, это и сыграло со мной дурную шутку. Не везде и не всегда применим один и тот же алгоритм действий.

Легкий стук в дверь отвлек меня от размышлений.

– Войдите! – облокотившись спиной на подушку, ответил я.

Дверь аккуратно открылась, и в комнату, легко ступая по половицам, чтобы они не скрипели, вошла Настя. Подошла к столу рядом с моей кроватью, поставила на него букет ромашек и васильков. Посмотрела на меня:

– Так ты быстрее выздоровеешь.

Любопытное утверждение.

Надо сказать, что визиту я был удивлен. Мы, конечно, общались с девчонкой, но было это всего пару раз. Перекинулись несколькими словами, вот и все. Говоря по-честному, бдительные разведчики все время оттирали меня от Насти. Если мы с ней оказывались рядом, то у бойцов или сержантов тут же находилось срочное и обязательно требующее моего присутствия дело.