Победитель драконов. Дилогия
Шрифт:
— Не благородное, да?
— Точно.
— Ну, что поделаешь, — шпильман развел руками. — Благородно всегда сражаться, а не сражаться, выходит, не благородно. Ничего не попишешь — жизнь.
— Вот это меня и мучает, — кивнул рыцарь. — Потому и в Заречье решил отправиться. Я слышал, — он поднял вверх палец, — здесь можно найти даже дракона!
— Не может быть! — воскликнул Олешек с неожиданной горячностью.
— Ты, что ли, оспорить вздумаешь?
— Я в Мариенберге сборники легенд читал — там Академию открыли,
— Не слыхал… А при чем тут Академия?
— Туда книги собирают со всего мира. И из Лютова тоже привозили, и из Ельска того же, из монастыря под Грозовым одну старинную летопись доставили… Но меня-то больше сказания и песни интересовали.
— И что?
— Да вот известнейшие ученые во мнении сходятся — драконов уже лет двести, как нет. Уж слишком яростно их изводили. Один только Грозя, древний рыцарь из Полесья…
— Да знаю я, знаю! Кто ж Грозю не знает? Он дракона победил на горе Спадине и город основал. Его теперь Грозовым зовут…
— Верно. А сколько всего драконов Грозя уничтожил?
— Ну, не помню. Десятка два, по-моему.
— Сорок восемь, если верить летописям.
— Ничего себе! — восхитился Годимир.
— А прибавь тех, кто драконов искал ради сокровищ? Ведь правда то, что они копят богатства?
— Ну… — уклончиво ответил рыцарь. — Есть такие сведения. К примеру, Абил ибн Мошша Гар-Рашан сообщает о драконе из-под Аль-Гассины…
— Я слышал эту легенду.
— Это не легенда, — обиделся рыцарь. — Такой высокоученый человек, как Абила ибн Мошша, не станет вставлять в манускрипт какую-то легенду.
Олешек хотел возразить, но передумал. Наверное, решил, что оруженосцу все-таки не к лицу оспаривать каждое слово рыцаря. Вместо этого он спросил:
— Так ты в Заречье за драконом приехал?
— Да. Я поклялся. В Стрешине.
— Это при дворе воеводы?
— Да.
— Опрометчиво.
— Не понял. Ты о чем? — нахмурился Годимир.
— О том, что драконов не осталось.
— Нет, есть еще. В Запретных горах, — рыцарь кивнул на юг, где слепящий глаза диск солнца реял над сверкающими вершинами, словно повисшими в ярко-синем небе. — Я точно знаю.
— Откуда же?
Годимир замялся.
— Так откуда ты знаешь?
— Мне гадалка нагадала.
— Гадалка?
— Ну да. Еще в батюшкином маетке. Я тогда совсем мальцом был… А эта бабка… Полусумасшедшая старуха, но ее предсказания всегда сбывались…
— А почему именно в Запретных горах?
Годимир пожал плечами:
— Слухами земля полнится. Заезжали купцы к Стрешинскому двору. Они говорили, что в предгорьях дракон лютует… Что, опять оспоришь?
— Отчего же? — Олешек убил еще одного слепня, отер ладонь о штанину. — Ты почему-то думаешь, пан рыцарь, что я такой противный, все спорю и спорю…
— А то нет?
— Нет, конечно! Я истины доискиваюсь!
— Ага, особенно у
— И там я истины добивался!
— Они бы тебе показали истину… Пешком шел бы дальше.
— Пан рыцарь, может, мне тебе в ножки поклониться, что мула моего выкупил и самому ребра посчитать не дал, а?
— Не стоит.
— Ну, спасибо.
— Не за что.
Они помолчали немого. Потом шпильман все-таки не выдержал:
— А что ты делать будешь, если правда дракон во владениях короля Доброжира завелся?
— Доброжир — это тот, у которого за рекой королевство?
— Точно. Даст Господь, сегодня уже по его землице ехать будем. Так ты не ответил, пан рыцарь.
— Что с драконом делать буду?
— Ну да!
— Зарублю. Если получится, конечно…
— А не получится, то он тебя. Так, да?
— Выходит, так, — вздохнул Годимир.
— Что ж, тогда хорошо, что я тебя повстречал. — Олешек перебросил цистру, висевшую на длинном ремне, на грудь, взял звучный аккорд. — Придется песню сочинять. Песнь о славном рыцаре Годимире из-под Быткова и гаде зловредном… — продекламировал он нараспев.
— Опять смеешься? — нахмурился Годимир.
— Экий ты, пан рыцарь, право слово, обидчивый. Не смеюсь. Нет. Может, я единственный шпильман за последние двести лет, который поединок рыцаря с драконом увидит и описать стихами сумеет? Нам, поэтам, тоже профессиональная гордость не чужда. А ты думал — только странствующим рыцарям?
— Ничего я не думал… Только говоришь ты как-то… Ну, не знаю… Хитровато как-то…
— Что поделать? За это и по затылку получаю, и под зад случается… Сапогом. А ничего с собой сделать не могу. Таким, видно, уродился. Ты знаешь что, пан рыцарь…
— Что?
— Поскорее меня поучи на мечах рубиться. А то сожрет тебя дракон, а я опять без учителя останусь.
— Нет, ты смеешься! — Годимир сжал кулак, погрозил шпильману, но не выдержал и сам улыбнулся. — Нет, ты у меня… — И вдруг рыцарь посерьезнел, насторожился. — Ничего не слышишь?
Олешек прислушался.
— Топот, что ли?
— Именно. Топот. А ну-ка, съедь на обочину…
Впервые с начала их общения, шпильман послушался сразу и безоговорочно. Подхватил чембур, привязанный к недоуздку мула, стукнул мышастого пятками, освобождая дорогу.
С обочины спросил:
— Щит, может, дать?
— Ладно, обойдемся, даст Господь.
Годимир, упомянув Пресветлого и Всеблагого, сотворил знамение, а потом натянул на голову кольчужный капюшон. И тут же пожалел, что поторопился и не надел подшлемник. С десяток маленьких, но острых заусениц от заклепок оцарапали кожу. Ничего, перетерпеть и не такое можно. Зато в койфе [14]он выглядит внушительнее — мало ли кого там несет нелегкая? Примерился к рукоятке меча. Самое то. Выскочит из ножен в мгновение ока.