Победивший платит
Шрифт:
– Тебя хотели убить, сын, - сообщила она, будто давала горькое лекарство. Если неизбежно, то хотя бы одним глотком.
– Ударили ножом. Но, хвала всему святому, ты спасся. Ты в больничном крыле у лорда Табора, и его личный врач уверил меня, что твоя жизнь теперь вне опасности.
Лери покачал головой, и Кинти незаметно перевела дух. Поверить в то, что прошел на волосок от смерти, часто не выходит и у взрослых, умудренных опытом воинов, что говорить о юноше, жившем под надежной защитой дома
– Ты ничего не помнишь?
– осторожно спросила она.
Мальчик прикрыл глаза, помолчал.
– Я видел... человека, - сдавленно сообщил.
– В темном костюме. Не гема.
Хорошо. Память сына не сохранила лишнего, и, к счастью, слуги носят куртки с высоким воротом, подобную той, которую предпочел для своего наряда барраярец. Это удачное совпадение. Злоумышленников настигнет кара... всех до единого.
Она пригладила сыну волосы, как в детстве, потом глубоко вздохнула и плотно сжала губы, не желая выглядеть жалкой наседкой, проливающей слезы над отпрыском.
– Очень больно, мальчик мой?
Стрела достигла цели: Лерой прикусил губу от явной жалости к себе. Да, это чувство недостойно, но в моменты обиды и боли искушение испытать сладкую горечь сожаления о своих невзгодах может взять верх над тем, кому недостает силы. Юной ветке гибкость простительна; лучше так, чем сломаться.
– Терпимо, - ответил он, - правда. Кто меня так?
– Полиция здесь была всю ночь, - стараясь говорить бесстрастно и сдержанно, ответила Кинти.
– Весь особняк вверх дном; лорд Табор в отчаянии. Они нашли нож... а на нем - отпечатки нашего барраярского родственника, - добавила она, не солгав ни вздохом.
– Вы повздорили, говорят?
Лерою тяжело далось известие: на щеках вспыхнул румянец, рот изумленно и гневно приоткрылся.
– Он... решил... от меня избавиться?!
– выдавил больной шепотом, на большее не хватало дыхания.
– Скажи отцу: он... бешеный... опасен.
– Твой отец, - объяснила Кинти после ледяной паузы, призванной помочь справиться с нахлынувшими чувствами, - прилюдно заявил, что вина его любовника не доказана, не дал его арестовать и увез домой. Бросив нас обоих.
На несколько секунд лицо ее сына стало маской пустоты, не находящей слов и неспособной к действиям; потом на нем расцвели разом обида, горе и злоба. Кинти прижала ладонь к горячей щеке Лероя, успокаивая бурю. Ее расчет оказался точен.
– И что.. делать?
–
Кинти медленно улыбнулась.
– Он посягнул на твою жизнь - а ты спрашиваешь, что ты можешь сделать?
– переспросила она.
– К счастью, мы живем не на диком Барраяре и не на распущенной Бете. Отдохни, мой мальчик, а когда отдохнешь - постарайся вспомнить лицо того негодяя.
В эту секунду Лерой понял. Кинти увидела это по тому, как он замер и знакомая морщинка, признак глубокого раздумья, пролегла между бровями.
– А я смогу?
– тихо переспросил он.
– Было темно, мама.
– Я знаю, милый, - ласково и доверительно ответила Кинти.
– И понимаю, как тебе тяжело. Ты слишком щепетилен, я бы сказала - "слишком честен", но чести не бывает слишком. Что бы ты ни решил, обещаю: я не позволю жить под моим кровом тому, кто посягнул на твою жизнь. Если понадобится, я сама его убью, и пусть меня судит твой отец.
– Но...
– растерянно прошептал мальчик, - что если... я ошибусь?
Кинти твердо знала: пусть не рука барраярца держала нож - вина на нем, и ошибкой было бы не сказать об этой вине вслух. Она уже воззвала к чувствам сына, теперь стоило прибегнуть к логике.
– Сын, - вздохнула леди Эйри, - разве у тебя есть хоть один враг, способный на убийство? Ты с кем-то поссорился? Назначил дуэль? Оскорбил девушку и ждешь мести от ее родных?
Лерою не пришлось тратить силы на ответ: он был очевиден.
– А если нет, - продолжила она, - кто поднял на тебя руку и почему эта рука оставила на ноже отпечатки твоего родича?
– Это был барраярец, - решительно выдохнул Лерой и закрыл глаза.
Нежная ладонь вновь пригладила темные волосы, на висках промокшие от пота.
– Мой сынок, - тихо прошептала Кинти, склонившись к сыну.
– Ты вырастешь в достойного Старшего. Не будь твой отец одержим любовным безумием, он бы в этом не усомнился.
***
"У Эстанниса не было шансов..." звучит безмолвным эхом. Решимость моей супруги холоднее стали и прочнее камня... и Эрику повезло, что из этого столкновения он вышел живым.
– И тогда ты приняла решение о мести Эстаннису?
– уточняет судья с холодной иронией.
– Даже то, что он выступил в защиту твоего сына на суде, его не спасло. Ты убила его своей рукой?
– Да, - кивает Кинти. Ни ужаса, ни раскаяния на ее лице нет.
– И как именно?
– интересуется голос без намека на любопытство.