Победные трубы Майванда. Историческое повествование

Халфин Нафтула Аронович

При одном упоминании этого имени Каваньяри передернуло:

— Ну ладно! Благодарю вас, джемадар. Опишите все по свежим следам, как водится. Потом отдохнете. А я подумаю, что делать дальше.

— Слушаюсь, сэр. Да, вот еще что — очень важное. Когда я уже собирался в обратную дорогу, к эмиру издалека прибыл гонец. С помощью знакомого купца я сделал богатый пешкеш, подарок, мехмандару Якуб-хана, ведающему приемом знатных гостей, и тот сказал, что гонец — из Герата, от родного брата эмира — Аюб-хана. Прочитав это письмо, Якуб-хан заперся и несколько часов не желал никого видеть…

— Так-так. И что же было в письме, удалось выяснить?

— Да,

немного погодя — потому и задержался. Аюб-хан любит своего старшего брата. Раньше везде, где мог, защищал его. А тут обрушился на него с проклятиями. Пишет, что нельзя заключать никакого договора с врагами народа и что Якуб-хан покроет себя вечным позором. Обещает выслать солдат в помощь.

— Как же отнесся к этому эмир? — Каваньяри заинтересовался сообщением.

— Разъярился. Ходил, бранил всех подряд. Потом продиктовал в Герат — не Аюбу, а матери послание. Жаловался: брат, мол, вбил себе в голову недоброе, и его соблазняет эмирский трон. Клялся, что, когда будет время, прочтет ему хороший урок и наденет на голову вместо короны чадру.

— Великолепно! Это то, что нужно. Путь грызутся, и чем сильнее, тем лучше. Хорошо, джемадар, ступайте! И я жду подробный отчет…

Майор действительно торопился. Литтон сдержал обещание. Каваньяри был назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром при эмирском дворе. В середине июня он отправился в Симлу за соответствующими документами и инструкциями. «Великий Могол» принял его сердечно, благодарил за умелые действия, поздравлял.

…Уже после напутственных бесед с вице-королем, 16 июля, майор отправил письмо Элсми, давнему коллеге по службе в Пенджабе, поздравившему его с важным и ответственным назначением. Находился Каваньяри в то время в афганских землях, у перевала Пайвар-Котал; впереди лежал Кабул, и он как бы суммировал своя впечатления от происшедших событий, готовясь выступить в новой роли.

«…Удача сопутствовала мне с начала до конца последней кампании, но наибольшее удовольствие доставила всеобщая радость, вызванная договором с эмиром. Разумеется, когда Якуб-хан выехал из своей столицы для переговоров, стало ясно, что мир в той или иной форме будет заключен, но моей целью являлось добиться того, чего желало правительство, и вместе с тем дать почувствовать эмиру, что мы относимся к нему великодушно. Он очень признателен (или делает вид) лично мне, и я надеюсь использовать эти чувства, когда окажусь в Кабуле. Понятно, не исключены определенные трудности; наиболее значительные, однако, такие, с которыми сталкивается каждый пограничный офицер, а именно нападения фанатиков. Пессимистически настроенные политики склонны предсказывать всяческие бедствия, но я большой оптимист и утверждаю, что они будут такими же плохими пророками, какими были с начала войны вплоть до подписания договора.

Я с наслаждением провел две недели в Симле. Вице-король был весьма любезен и доброжелателен ко мне, и я представлен к рыцарской степени ордена Бани (гражданского), что далеко превосходит все мои ожидания. Он посоветовал мне именоваться сэром Луи, а не сэром Наполеоном, ибо, как он сказал, в мире не может быть двух Наполеонов. Моя единственная надежда — не превратиться в сэра Льюиса (повторяя сэра Льюиса Пелли).

Ныне я на пути в Кабул, которого рассчитываю достичь 23-го. До афганской границы меня эскортирует отряд, составленный из представителей всех трех видов оружия, а затем примет [под охрану] пара полков эмира.

Меня назначили чрезвычайным посланником и полномочным

министром, что будет более приятно эмиру, чем принятое в Индии звание „резидент“, которого каждое туземное государство опасается из-за вмешательства в свои дела…»

Майор, естественно, не делился с приятелем указаниями о деятельности британской миссии в Афганистане, полученными им от верховного правителя Индии и его секретаря по политическим вопросам. Впрочем, они и без того были ясны: утвердить над этой страной полный контроль Британской империи. Благо, что для достижения такой цели есть все предпосылки — достаточно лишь обеспечить выполнение Гандамакского договора…

Глава 14

НАКОНЕЦ-ТО В КАБУЛЕ

К началу июля 1879 года британская миссия была готова к отъезду. Английские власти в Индии учли сложности, вызванные некогда отправкой к Шер Али-хану генерала Нэвилла Чемберлена с целым войском. Миссия, возглавляемая Каваньяри, была далеко не столь многочисленной. В ее состав входили: секретарь и помощник посланника Уильям Дженкинс, военный атташе Уолтер Гамильтон, юный лейтенант корпуса гидов с едва намечающейся полоской усов, а также врач Амброз Келли из Бенгальского медицинского департамента, крупный статный чернобородый мужчина с вытянутым лицом. Миссию сопровождал тщательно отобранный конвой из двадцати пяти кавалеристов и пятидесяти пехотинцев корпуса гидов, находившихся под командой Гамильтона. Ну и, конечно, свыше сотни всевозможных слуг, камердинеров, грумов, носильщиков.

2 июля Каваньяри тронулся в путь. Он решил ехать не через Пешавар, а Куррамской долиной: в этих краях, в Кохате, он провел почти двенадцать лет и знал их досконально. К тому же от Кохата к Кабулу продвинулись войска генерал-майора Фредерика Робертса, и это позволяло добраться до афганской столицы с наименьшими трудностями.

Среди бумаг, взятых с собой чрезвычайным посланником и полномочным министром, особое место занимала копия письма лорда Литтона виконту Крэнбруку, отправленного 23 июня из Симлы. Оно всецело посвящалось политическим проблемам, содержало оценку обстановки и могло служить в определенной степени руководством к действию. Был и другой, не менее важный аспект письма, повышающий его ценность в глазах Каваньяри: в документе содержалась лестная оценка его трудов.

«Мой дорогой лорд Крэнбрук, — писал Литтон, — я бесконечно признателен за ваше письмо от 27 мая. Майор Каваньяри теперь у меня, и, судя по тому, что сообщают он и другие, я думаю, вам нечего беспокоиться об осуществлении и результатах договора с Кабулом или о возможных волнениях в Афганистане после вывода наших войск. Полагаю, что договор с Кабулом надо рассматривать не как итог, а как начало. Я говорю это не в каком-либо внушающем опасения смысле. Новый договор — скорее начало, чем результат, венчающий разумную и рациональную политику.

Соблюдение этой политики должно среди прочих плодов снять с Индии проклятие постоянной русской угрозы и дать нам на всей нашей границе определенные покой и безопасность, доселе неведомые. Но мы не должны придавать силу талисмана листку бумаги, подписанному с Кабулом, мы должны опираться на устойчивость [афганского] правительства и разумность его представителей в деле повседневного развития хороших отношений, сложившихся теперь с эмиром, укрепляющих доверие и воспитывающих характер его высочества; задача состоит в том, чтобы убедить его народ и его самого, что их насущные интересы неотделимы от наших. Случай для этого представился, и возможности широки.