Победные трубы Майванда. Историческое повествование
Шрифт:
Каваньяри скрипнул зубами. Военный опыт позволил ему молниеносно оценить ситуацию. Он высунулся из окна и увидел командира гидов.
— Тревога, Гамильтон! Тревога… — закричал майор.
И словно дождавшись этого знака, завыл, залился сигнальный рожок. Из бараков высыпали солдаты охраны резидентства. Повинуясь приказам лейтенанта, они занимали позиции в разных уголках усадьбы.
Резкий переход от мирных воспоминаний к жестокой действительности ошеломил Дженкинса.
— Похоже, сэр, что вы ткнули палкой не в муравейник, а в осиное гнездо. Не так ли? — сказал он, криво усмехаясь.
Каваньяри рывком
— Слушайте, вы, ученый недоумок! — заорал он. — Берите два ружья и лезьте за мной на крышу. Сейчас ваше ублюдочное представление о жизни изменится… Да не забудьте захватить побольше патронов.
Сорвав со стены охотничье ружье, посланник взобрался на крышу. Вскоре к нему присоединился его секретарь, примчавшийся с ружьями, взятыми у гидов.
Их взорам открылась невеселая картина. С трех сторон усадьба была окружена возмущенным народом. Подсчитать точное число нападающих было невозможно, ибо их укрывала живая изгородь из густых кустов. Четвертая сторона была более открытой и на первый взгляд внушала меньше опасений: там проходил широкий канал. Но минуту спустя Каваньяри разглядел, что за ним расположилась афганская конница, отрезавшая резидентство от дворца эмира.
Вдруг майор заметил афганского солдата, который карабкался по стене огромного склада, находившегося по соседству с усадьбой миссии и возвышавшегося над домом Каваньяри футов на тридцать. Он тщательно прицелился и выстрелил. Солдат приник к деревянной балке, будто намереваясь обнять ее. Потом руки его разжались, и он рухнул вниз.
И снова выстрел Каваньяри послужил своеобразным сигналом к изменению обстановки. Из-за ограды полетели камни, засвистели пули. Гиды отвечали изредка. Дженкинс не стрелял: он внимательно к чему-то прислушивался. Наконец он обратился к своему шефу:
— Знаете, сэр, что кричат эти ужасные люди? «Убьем посла, а за ним и эмира!»
— Не радуйтесь преждевременно… Вас тоже не пощадят!
— Я не к тому, сэр, — сконфузился секретарь. — Я просто хотел сказать…
Но Каваньяри его не слушал. Его взгляд был прикован к складу, у которого стояла группа нападавших. В центре находился человек, по-видимому руководивший действиями афганцев. Его лицо было трудно разглядеть на таком расстоянии, мешали этому и кусты.
— Пусть черти меня сожрут, если вон тот субъект не наш старый друг кефтан Файз Мухаммад! — воскликнул майор, добавив замысловатое ирландское ругательство. — Ну, погоди, приятель, сейчас я тебя угощу, — зло пробормотал он.
Каваньяри поудобнее улегся и тщательно прицелился: наконец-то он рассчитается и за Али-Масджид, и за беседу в Гандамаке!.. Затаив дыхание, он спустил курок. Но в этот миг Файз Мухаммад наклонился, и пуля, направленная в сердце, угодила в левую руку. Афганец зажал рану, и майор увидел, как по рубашке растекается кровавое пятно. Файз Мухаммад поднял голову, чтобы увидеть, откуда стреляли, и заметил прижавшихся к крыше людей. Вся группа тут же скрылась за кустами.
Неудачный выстрел совершенно вывел из себя Каваньяри. Он извергал проклятия на всех известных ему языках. Между тем ружейный огонь из-за ограды усиливался. То один, то другой из гидов вскрикивал и отползал в укрытие для перевязки. Некоторые из них лежали в позах, не оставлявших сомнения в том, что они
— Надо смирить гордыню и обратиться к этому петуху на троне за помощью. Нас здесь перестреляют, как куропаток. Не понимает он, что ли! — процедил Каваньяри Дженкинсу. — Отправьте кого-нибудь к Якуб-хану…
Через несколько минут под прикрытием дыма от загоревшегося сарая за пределы усадьбы выскользнул переодетый афганцем британский унтер-офицер. Добравшись до дворца, он изложил просьбу Каваньяри о содействии. Гонцу велели ждать.
Эмир и его придворные и без вестника знали, что миссия инглизи окружена возмущенным народом. До них доносились и звук пальбы, и запах дыма. Мустоуфи и сипахсалар вопросительно посматривали на эмира, но тот нервно ходил из угла в угол и молчал. Ковер скрадывал звуки его шагов, и казалось, что это скользит не живое существо, а гигантская механическая кукла. Приближенные послушно поворачивали головы, глядя на своего повелителя, а тот все ходил и ходил.
О чем он думал? В Бала-Хиссаре были войска; считалось, что они верны эмиру. Но кто ведает?.. Сейчас верны, а если их двинуть против собратьев, то неизвестно, как обернется дело. Якуб-хан знал: Гандамакский договор не способствовал укреплению его популярности в народе, а прибытие ненавистных инглизи еще более накалило обстановку.
— Что они кричат? Чего они там хотят? — внезапно, словно наткнувшись на преграду, остановился он посреди комнаты, обращаясь к придворным.
— Миджар Камнари застрелил нашего солдата, — объяснил огромный Дауд Шах. — И вызвал гнев Аллаха… Умный человек, должен бы знать, что с нашим народом шутки плохи… Шум там, орут неведомо что, — дипломатично закончил генерал.
Разумеется, эмиру все это было хорошо известно. И даже что именно «орали» у ворот миссии. Конечно, следовало бы принять какие-то меры. Но какие? И как бы они не обернулись против него самого… Лучше выждать и посмотреть, как развернутся события. Да и Камнари не мешает проучить: наглый, грубый, всюду лезет, командует, распоряжается.
И Якуб-хан продолжал вышагивать своими длинными ногами из одного угла в другой…
А перестрелка разгоралась. Плохо вооруженные и недостаточно обученные афганские солдаты несли немалые потери. Много убитых и раненых было среди горожан и крестьян. Но осаждавшие настойчиво рвались внутрь усадьбы. Каваньяри с крыши руководил огнем защитников миссии. Он держал под контролем соседний склад, понимая, что его господствующим положением могут воспользоваться восставшие. Но понимал это не только он. Вскоре майор заметил, что в стене склада, обращенной в сторону его дома, появились бойницы. Майор даже заметил, что возле здания промелькнула фигура человека с перевязанной рукой. Файз Мухаммад? Или ему это только показалось?
Нет, не показалось. Именно кефтан отобрал лучших стрелков и велел использовать склад для обстрела англичан. Вскоре оттуда был открыт огонь по территории миссии. Однако, странное дело, мимо посланника не просвистела ни одна пуля. Недоумевая, но не теряя бдительности, Каваньяри как можно плотнее прижимался к крыше. В его руках было ружье. Дженкинс находился на ступеньках лестницы.
Со стороны склада послышался треск ломающихся досок, и майору показалось, что его окликают. Прислушавшись, он отчетливо уловил: