Победные трубы Майванда. Историческое повествование

Халфин Нафтула Аронович

Лазутчики донесли, что Нек Мухаммад-хан понес очень большие потери и вряд ли сможет помешать англичанам вступить в Кабул.

Все сражение эмир Мухаммад Якуб-хан и его придворные наблюдали, стоя неподалеку от генерала Робертса. Литтл Бобе сидел на своем арабском скакуне в разумном отдалении от случайных снарядов. Не надо было обладать особыми военными талантами, чтобы понять: исход битвы регулярного, отлично подготовленного и оснащенного войска с толпой крестьян и ремесленников фактически был предрешен, а сама битва отнюдь не принадлежала к числу тех, коими следовало гордиться. Тем не менее, когда Кабульский полевой отряд после напряженного сражения овладел вражескими позициями, его командир, получив записку

от полковника Мак-Грегора, обратился к эмиру:

— Ваше высочество, можете вместе с нами порадоваться блистательной победе над мятежниками…

Мухаммад Якуб-хан пробормотал что-то в ответ.

— …Мой начальник штаба, — продолжал генерал, — только что известил меня, что у нас убито и ранено 86 человек. Среди раненых — три офицера. О таких потерях стыдно доложить даже в Симлу, не то что в Лондон. А награда — Кабул!

— Каковы же потери афганцев? — спросил эмир. У него чуть не сорвалось с языка — «наших».

— Что-то около двух тысяч.

Генерал намеревался добавить, что противник унес всех убитых и раненых, но передумал и направился к штабной палатке. Там, за походным столом, заваленным картами и бумагами, восседал на раскладном стуле огромный рыжий Мак-Грегор. Мрачный от природы, он чувствовал себя обиженным Робертсом, считая, что тот должен был дать ему бригаду и позволить участвовать в бою. В этот момент, однако, полковник пребывал в радостном возбуждении.

— Поздравляю вас, сэр! Мы проложили путь к логову этих мерзавцев.

— Меня смущают лишь низкие потери.

— Афганские?

— Нет. Боюсь, что лондонские политиканы будут судить о значении операции по нашим жертвам. А их меньше сотни!

— Что-нибудь придумаю, сэр. А пока разрешите поделиться с вами еще одной радостью. Я нашел в шотландских полках двоих Мак-Грегоров, неизвестных мне ранее…

— Представьте их к награде, Чарли! — бросил Робертс. Он хорошо знал навязчивую идею полковника, будто тот является потомком национального героя Шотландии Роб Роя. Мак-Грегор надеялся собрать в ее горах своих сородичей, чтобы провозгласить себя вождем клана. На подобные темы он мог говорить часами.

Еще до вступления в столицу Афганистана следовало распространить там воззвание командира Кабульского полевого отряда, которое извещало местных жителей обо всем, к чему им надлежало готовиться. По указанию Робертса его подготовили работники штаба.

«Да будет известно, что британские войска идут на Кабул, дабы овладеть им, — говорилось в воззвании. — Если они займут город мирным путем, тем лучше; если нет — его возьмут силой… Наше правительство желает справедливо относиться ко всем слоям населения, уважая их религиозные чувства и обычаи, но преступников подвергнет полному наказанию… Со всеми, кто после обнародования этого воззвания будет найден вооруженным в Кабуле или вне его, поступят как с врагами британского правительства… Если вступление английских войск встретит сопротивление, я не отвечаю ни за какой ущерб, нанесенный личности или имуществу даже благомыслящих людей, которые пренебрегут этим предостережением».

В победоносном тоне воззвания звучали фальшивые нотки. Робертс прекрасно понимал, что успехи не имели большой цены: противник разбит, но не уничтожен. И кто его знает, две тысячи он потерял, как заверяло официальное донесение, или две сотни… Правда, афганцам нечем по-настоящему сражаться. И опытных военачальников у них нет. Впрочем, разве угадаешь, что будет завтра?

Поэтому, угрожая кабульцам всякими карами, британский полководец стремился не только запугать их, но и подбодрить себя. Во всяком случае, Кабульский полевой отряд пробирался вперед очень осторожно, как бы ощупью. Едва где-либо намечалось сопротивление, англичане выкатывали вперед пушки…

Тем временем силы афганцев отходили на юго-запад, к Газни. Этот город становился

центром борьбы против чужеземного нашествия.

Глава 17

ЯКУБ-ХАН СХОДИТ СО СЦЕНЫ

12 октября, в полдень, генерал Робертс произвел смотр войскам, а затем, приветствуемый орудийным салютом в 31 выстрел, вступил в Бала-Хиссар. Над цитаделью взвился британский флаг.

В тот же день было опубликовано еще одно обращение генерала к жителям столицы. «Я предупреждал население Кабула, чтобы оно не оказывало нам сопротивления. На это не обратили внимания. Солдаты и народ делали все, стараясь помешать нашему продвижению, подняв мятеж против эмира и став врагами британских войск. Тем не менее, несмотря на их усилия, Бала-Хиссар занят. Таким образом, к убийству нашего посольства они прибавили новую вину. Было бы лишь справедливым сровнять за это Кабул с землей. Но британское правительство сочетает правосудие с милосердием и не будет воздавать полного возмездия. Мы уничтожим только те здания, которые мешают обороне Бала-Хиссара, введем тяжелую контрибуцию и военное положение в столице и ее окрестностях. Будет назначен военный губернатор. В течение недели жители должны сдать все оружие. Лица, не выполнившие это распоряжение по истечении указанного срока, будут казнены. Вводится награда: за выдачу каждого солдата или горожанина, участвовавшего в нападении на нашу миссию, — 50 рупий, офицера среднего ранга — 75 рупий, высшего — 120 рупий».

Два дня спустя Робертс торжественно вступил в Кабул. Гремел военный оркестр. Впереди двигались кавалеристы. Далее следовала артиллерия: катилась колесная, не спеша переступали мулы с вьючными орудиями. Лошадь, на которой восседал генерал, мерно покачивала головой, словно одобряя происходящее. За ним — кучка афганских сардаров (эмир отсутствовал), а также группа штабных офицеров. Замыкая процессию, твердо впечатывали шаг в пыльные кабульские улицы красномундирные пехотинцы.

Церемония прошла без каких-либо инцидентов. Кабульский полевой отряд разместился частью в Бала-Хиссаре, а частью в северо-западном районе города — в Шерпурском укреплении, построенном англичанами во время оккупации афганской столицы сорока годами ранее. Его патрули рассыпались по улицам, охотясь за участниками сентябрьских событий. Казалось, у командира отряда были все основания для ликования. Тем не менее генерал, занявший с ближайшими сотрудниками ряд помещений во дворце эмира, был раздражен. Там, на Островах, явно недооценили опасности войны и блистательное проведение кампании.

Правда, королева Виктория горячо поздравила генерала Робертса и лорда Литтона с успешным завершением экспедиции в Кабул и выразила признательность личному составу отряда. Но, считал генерал, героизм солдат и офицеров (как и энергию, военное мастерство и распорядительность командира) следовало бы отметить более щедро.

Раздражение не унималось. Робертс без устали шагал по своему новому кабинету. В низеньком креслице, уютно свернувшись, лежал белый дог по кличке «Бобби»; его чуткие уши поворачивались в направлении шагов хозяина. За окнами угасал октябрьский день. Пес вздрогнул: генерал трижды ударил в ладоши. На пороге появился джемадар-сикх в громадном тюрбане.

— Вы дежурите, Далип-Сингх? Позовите ко мне полковника Мак-Грегора и мистера Дюранда.

— Слушаюсь, джарнейль-саиб!

Вскоре в комнату вошел Мортимер Дюранд, а за ним и Мак-Грегор.

— Садитесь, господа. Уже истекает неделя, отведенная для сдачи оружия. Как обстоят с этим дела, Чарли?

— Не так хорошо, как хотелось бы, сэр. В первые дни сдавали много, а потом почти совсем прекратили. Пока мы уничтожили немногим более тысячи ружей.

— Хотя нам известно, что их у жителей Кабула и окрестностей вряд ли меньше пятидесяти тысяч, — негромко добавил Дюранд.