Победные трубы Майванда. Историческое повествование

Халфин Нафтула Аронович

— Вот видите! — у Робертса задергалась левая бровь — верный признак крайнего возбуждения. — Нет, придется действительно уничтожить этот проклятый город. Ну а что ваша комиссия, полковник?

Сразу же после занятия столицы командир отряда учредил две комиссии — следственную под председательством Мак-Грегора для выяснения происшедшего 3 сентября и военно-судную во главе с генералом Мэсси для вынесения приговоров пленным и другим афганцам, захваченным с оружием в руках.

На сумрачном лице начальника штаба появилось подобие улыбки.

— Мы уже

отыскали пятерых виновных, сэр. Это главный кабульский мулла, два высших офицера, какой-то тип из эмирского окружения и базарный сторож.

— Что за странная компания!

— Видите ли, сэр, если говорить откровенно, то против них у нас столько же прямых улик, сколько против остальных афганцев. Ведь эти негодяи плюют на объявленные нами денежные награды. А из арестованных каждый в чем-нибудь замешан…

— Мулла призывал к священной войне против нас, — пояснил Дюранд. — Генералы и сановник вроде бы подстрекали к нападению на миссию. Ну а у сторожа нашли несколько книг с инициалами Дженкинса и английскую трубку…

Он не договорил. Окна залило зарево, и почти сразу раздался ужасающий грохот. Тугая волна ударила в стекла и разнесла их на мелкие осколки. Дико завизжал, заметавшись, дог. Мак-Грегор дотронулся до щеки: она была оцарапана крупным куском стекла, и по ней струилась кровь.

В кабинет вбежал Далип-Сингх. Джемадар таращил свои и без того огромные черные глаза. Его роскошный тюрбан сбился набок.

— Беда, джарнейль-саиб! Большой взрыв… Очень большой взрыв!

— Смир-рно! — рявкнул Робертс. — Ну-ка, быстро — кого-нибудь из английских офицеров!

Через несколько минут сикх вернулся со спутником. Судя по короткой темно-синей куртке с красным воротником и желтым шитьем и темно-синим брюкам с красными лампасами, это был конный артиллерист. Но что за вид? Без каски, изодранный левый рукав и наполовину сорванное голенище левого сапога, весь в пыли и с какой-то синей сыпью на лице… К тому же артиллерист непрестанно тряс головой, словно стряхивая что-то. При виде генерала он вытянулся:

— Лейтенант Харвик, сэр. Вторая батарея конной артиллерии.

— Доложите, что произошло, черт побери!

— Афганские лазутчики взорвали арсенал в Бала-Хиссаре, сэр. Мы неподалеку готовили позиции для орудий. Меня отшвырнуло футов на пятнадцать. Канонир и заряжающий убиты. Говорят, вся наша арсенальная команда погибла. Много солдат и офицеров, сэр.

— Еще бы! — пробормотал Мак-Грегор. — Там было 16 тысяч фунтов пороха, миллионы патронов и множество других боеприпасов.

Робертс заговорил свистящим шепотом.

— Дождались! Сидим спокойно. А под нами вулкан. И он может взорваться в любую минуту, как этот склад под самым нашим носом…

Генерал не выдержал и сорвался на визг:

— Хватит миндальничать! Завтра же повесить этих пятерых бандитов. И еще несколько десятков. Или сотен. Сколько понадобится!

Назавтра устроить назидательное зрелище не удалось. Взрыв арсенала вызвал панику в Кабульском полевом отряде, и понадобились целые сутки, чтобы навести

порядок среди солдат и сипаев. Однако уже через день перед бывшей резиденцией Каваньяри были поставлены виселицы. Патрули 67-го пехотного полка врывались в мастерские и лавки, сгоняя народ к месту казни. Хотя город будто вымер, на площади собралось сотни полторы афганцев, окруженных двойным кольцом британских войск.

Мертвую тишину разорвал треск барабанов: привели приговоренных. Когда их расставили под виселицами, из толпы вырвалась женщина и подбежала к одетому в изношенный серый халат базарному сторожу. Она дико кричала, отчаянно отбиваясь от бросившихся к ней английских конвойных. Тогда, величественным жестом отстранив стоявших около него часовых, к ней подошел другой узник, высокий худой старик, преисполненный достоинства. Это был главный кабульский мулла. Он что-то внушительно сказал женщине. Его слова долетели до зрителей, вызвав у них одобрение. Почти бесчувственную, ее оттащили, и рыжий сержант стал набрасывать петли на осужденных…

Жители заволновались. Послышались возмущенные возгласы. Некоторые наклонялись, подбирая камни. Заметив это, насторожился руководивший процедурой казни генерал-майор Джеймс Хилс: Робертс поручил ему исполнять обязанности губернатора столицы. Он повернулся к своему соседу, усатому капитану 67-го пехотного полка; прозвучала команда, и солдаты, окружавшие площадь, взяли ружья наизготовку. Еще миг, и началась бы свалка.

Но тут, скинув с шеи петлю, вперед выступил один из приговоренных — статный и стройный седой джарнейль с глубокими морщинами на лице. Он произнес неожиданным для своих лет звонким голосом несколько фраз на пушту и протянул к соотечественникам руки. Толпа притихла. Снова прорезала воздух барабанная дробь, и вскоре на виселицах закачалось пять тел.

…Робертс и его ближайшие помощники, как обычно, обедали вместе. Командир Кабульского полевого отряда поинтересовался, как прошла казнь.

— Почти нормально, сэр, — ответил Дюранд, отставляя чашечку с кофе.

— Что значит «почти»? — уставился на него Робертс.

— Сначала чуть было не испортила дело жена сторожа, — начал политический советник. — Эта дура кричала, что он невиновен: у них, мол, десять детей, и кто-то из них притащил домой «проклятые вещи инглизи», как она выразилась. Но, понятно, это не могло служить основанием для отмены приговора.

— Естественно!

— Ее успокоил главный мулла. Правда, утешение было своеобразным. Он сказал: «Женщина, не забывай, что ты — дочь своего народа. А наш народ никогда не проявлял слабости перед врагом и не просил у него пощады!»

Командир отряда неопределенно хмыкнул.

— Это, разумеется, подогрело толпу, — рассказывал Дюранд, — и если бы не Хилс, нас бы забросали камнями в собственном лагере.

— Хилс поторопился, — нахмурился Робертс. — Несколько ушибов и царапин от камней афганцев — вот вам великолепный предлог перестрелять их всех. Назидательный был бы урок! Впрочем, давайте дальше, Мортимер.