Побежденные любовью
Шрифт:
— Что ты знаешь о моей бывшей жене? — в ярости воскликнул он.
— Ничего! Кроме того, что она была су… трудным человеком. Или это не так? Может быть, вина за развод лежит на тебе? И поэтому ты не видишься с собственным сыном?
Как только эти слова слетели с ее губ, Анна пришла в ужас. Она вовсе не собиралась произносить их. Но он так действовал на нее, что малейший взгляд, мимолетное слово могли тут же взвинтить ее.
Лицо Мигеля мгновенно окаменело. Не отрывая глаз от дороги, он начал медленно краснеть.
— Кто рассказал
Несмотря на сковавший ее ужас, Анна взорвалась:
— Вряд ли это можно назвать сплетнями! Или ты стыдишься собственного ребенка?
Мигель резко нажал на тормоза и свернул к обочине. Потом повернулся к ней.
— Я не стыжусь своего сына! А ты больше никогда не смей говорить о нем!
— Почему? — осмелилась спросить она.
— Потому что это тебя совершенно не касается!
Анна вдруг поняла, что в его глазах горит не только гнев. Ее слова невольно обнажили в нем что-то, что отчетливо отразилось в его взгляде.
— Да, меня это не касается. Зато должно касаться тебя!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что узнала о твоем сыне, к сожалению, от своего брата. Поэтому мне не кажется, что ты гордишься своим отцовством.
— Ты даже не представляешь, насколько ты не права в своих суждениях обо мне! Обо мне и о моих взаимоотношениях с сыном.
Он говорил с ней тихим, угрожающим тоном. Анне показалось, что он готов буквально задушить ее. Но ей уже было совершенно все равно, она переступила грань. Она сделала это, потому что не могла иначе.
— Ты тоже думал, что я не гожусь ни на что другое, кроме как играть на фортепьяно, — парировала она.
Ее слова попали в цель. Он вздохнул и откинулся на сиденье.
— Мигель, я вовсе не хотела сказать, что ты плохой отец. Я просто хотела побольше узнать о твоем сыне. Почему, например, его нет здесь с тобой, — более мягким тоном произнесла она.
Он ничего не ответил. Анна вздохнула, потом, почувствовав, что слезы начинают застилать глаза, отвернулась и стала смотреть в окно.
— Наверное, я обидела тебя… ты просто не хочешь делиться со мной этой стороной своей жизни.
В машине повисло долгое молчание. Повернувшись к Мигелю, она увидела, что гнев на его лице сменился печалью.
— Ох, Анна, — мягко сказал он, — ты не должна обращать на это никакого внимания. Зря ты вмешиваешься в мою жизнь… ничего хорошего из этого не выйдет. Ни для кого из нас. Ты ведь скоро уедешь отсюда.
Мигель пытается дать ей понять, что для нее нет места в его жизни, как, впрочем, и на этом ранчо. Отвернувшись, чтобы он не заметил предательскую влагу в ее глазах, она ответила:
— Возможно, я не скоро уеду отсюда. Может быть, я вообще решу остаться.
— Ты говоришь ерунду.
Ей хотелось закричать, но она сдержалась, чтобы не дать ему повод называть ее еще и истеричкой.
Стараясь сохранять спокойствие, она произнесла:
— Как можно говорить, что человек
— Я не это хотел сказать. Просто я считаю, что на твоем месте было бы глупо бросать карьеру.
— Но ты-то бросил, — напомнила ему Анна.
— У меня никогда не было никакой карьеры, — изумленно ответил он.
— Ты же был полицейским.
— Вот уж не собирался оставаться им до конца своих дней. А у тебя талант. И ты никогда не будешь счастлива, если забросишь музыку. Через пару месяцев тебя здесь не удержишь. Не говоря уже о деньгах, с которыми тебе придется расстаться.
Всю жизнь Анна выслушивала именно эти слова и поэтому верила, что выбора у нее нет. Как только у нее самой появлялись мысли о том, чтобы бросить музыку, чувство вины захлестывало ее. Она не хотела быть неудачницей, как Белинда. Но неужели она никогда не будет иметь семью, дом?
— Всегда легко давать советы людям, стоя от них по другую сторону забора.
Он вздохнул, потянулся к ключу зажигания, но остановился.
— Я думаю, что ты сама не знаешь, чего хочешь, Анна.
Две недели назад она согласилась бы с ним. Но теперь знала наверняка, чего хочет. Она хочет быть рядом с Мигелем. Хочет прикасаться к нему. Хочет играть для него. Хочет просыпаться рядом с ним каждое утро, смотреть на горы и знать, что она дома.
Но как она могла сказать ему об этом? Он равнодушен к ней. Считает ее молодой вертихвосткой.
— А ты-то сам знаешь, чего хочешь? — мягко спросила она.
С каменным выражением лица он включил зажигание.
— Именно сейчас я хочу поужинать, — ответил он. — А что касается твоего вопроса, то это мое дело, но никак не твое.
Анна в смятении вспоминала слова брата о том, что Мигель одинокий человек и ему нужно ее общество. Может, она сошла с ума, поверив ему?
— Я постараюсь запомнить это, — пообещала она.
Ужин прошел спокойно. Мигель взял бифштекс, Анна — креветочный салат. Они болтали о местных происшествиях, о ранчо и о предстоящей работе. Но, несмотря на это, Анна чувствовала, что между ними пролегла пропасть. Не понятно, почему это произошло: то ли они чересчур много лишнего сказали друг другу, то ли чего-то недоговорили. И она почувствовала облегчение, когда Мигель предложил уйти из ресторана.
Когда они шли к машине, им навстречу попалась молодая пара. Мужчина вел за руку малыша, женщина на руках несла младенца. Анна посмотрела вслед им с непонятной завистью. Многие из друзей ее детства уже обзавелись семьями. Вайолет была беременна, Хло намекнула, что Эмили тоже ждет ребенка. А у нее на горизонте ни семьи, ни детей.
Мигель прервал ее мысли:
— Что-то ты затихла.
— Я… просто задумалась.
— А ты что, знаешь этих людей? — спросил Мигель.
— Нет. Они… просто, глядя на них, я подумала: что для человека значит иметь детей?