Побежденный. Барселона, 1714
Шрифт:
Почему ты на меня так смотришь?
Никакой нужды не было об этом рассказывать, ты сама меня просила описать любовную сцену.
Тебе такая не по вкусу?
Я и сам вижу, что нет.
Некоторое время я был почти счастлив, ибо думал, что сам Mystere бросил меня в объятия учителя, который заменит мне Вобана. Джимми был неподражаем. Его успехи в инженерном деле позволили ему два года назад вступить в спор с самим маркизом об осаде Ниццы, не больше и не меньше. Критикуя в своем письме Вобана, он даже заявлял, что, сидя в тылу, нетрудно разглагольствовать и поносить тех, кто в это самое время сражается на передовой. А мне именно это и было необходимо: получить опыт осад, настоящих сражений, настоящей жизни, – может быть, тогда мне откроется Слово.
Поначалу все шло гладко, хотя ничего особенного не происходило. Джимми
Джимми был одним из самых выдающихся людей своей эпохи. Всегда хороший тон, во всем хороший вкус. В его личности сочетались несовместимые черты: отвага и тонкость чувств, безмерный эгоизм и способность понимать и прощать. Он был одной из редких звезд на темном небосклоне нашего XVIII столетия и вписал в историю этого истерзанного века, который причинил миру столько страданий, как страницы славы, так и забавные и пустые анекдоты. Однако к весне 1708 года я провел рядом с ним уже почти целый год, но еще ни разу даже не понюхал пороху. Имейте в виду, что в нашей войне такое большое сражение, как битва при Альмансе, было скорее исключением из правил. На каждое открытое столкновение приходилось десять осад более или менее крупных крепостей, а я, как выяснилось, пропускал их все одну за другой. По большому счету мне было безразлично, что делать: защищать ли крепость или брать ее штурмом. Просто, если бы я наконец смог по-настоящему участвовать в осаде selon les regles [50] , а не на бумаге, может быть, мне бы удалось найти Слово, то Слово, которое было ядром знания, и подтвердить свой пятый Знак. Я стал настаивать.
50
По всем правилам (фр.).
– О, не беспокойся об этом, – сказал мне Бервик. – Твоя служба при мне гораздо важнее: ты скрашиваешь мне ратные будни.
Этот ответ убил наше единение, разрубил все связи, которые могли привязать меня к нему как к человеку и, в первую очередь, как к военному деятелю. Я глубоко ошибся: учитель должен быть щедрым, а Джимми был самым эгоистичным маршалом планеты. Он просто использовал всех без разбору, будь то солдаты, инженеры или любовники.
Бервик попытался удержать меня, но я от него ускользнул. От власть имущих лучше держаться подальше, ибо они подобны большим деревьям: если тянутся ввысь, то закрывают от нас солнце, а если падают, то придавливают нас своей тяжестью. И вдобавок я не мог сказать Джимми в лицо, что нас разделяет огромная пропасть – Mystere. Маршалу Франции нельзя в лицо сказать «нет», а потому я предпочел увернуться.
По весне франко-испанское войско разделилось на две части. Одной из них командовал Джимми, а другой – герцог Орлеанский. Я попросил, чтобы меня приписали к подразделению последнего. Среди аристократов зависть считалась добродетелью, а потому нетрудно себе представить удовлетворение герцога, когда я предложил ему свои услуги. Имя Вобана творило чудеса, и мою просьбу немедленно исполнили. Не стану также отрицать, что соперничество между двумя военачальниками тому способствовало: утащив из-под носа у Бервика такую игрушку, герцог Орлеанский мог вдосталь над ним издеваться и насмехаться.
В последний день перед моим отъездом я получил приказ явиться в палатку Джимми. Мое «дезертирство» в лагерь его соперника по командованию армией Бурбонов, вне всякого сомнения, было для него оскорбительным. Я об этом прекрасно знал и поэтому шагал туда неохотно.
Бервик ожидал меня, сидя за столом, и что-то писал. Палатка была прямоугольная, очень длинная. Стол Джимми стоял в самой глубине, точно тайник, где прячется паук. Увидев меня, он велел всем своим адъютантам выйти. Когда они скрылись, Бервик воткнул перо в чернильницу, словно кинжал, и сказал:
– Ты даже не попрощался.
На сей раз я мог сослаться на иерархические рамки и, вытянувшись по стойке смирно, ответил спокойным и нейтральным тоном, глядя прямо перед собой:
– Маршал не отдавал мне приказа проститься с ним.
– Оставь эту глупую игру! – рявкнул он. – Мы сейчас наедине. И не стой столбом! – Он протянул мне какую-то бумагу. – Читай. Ты будешь мне всю жизнь благодарен. – И тут он добавил таким тоном, словно делал мне великое одолжение: – Ты поедешь со мной. Все уже решено.
Он назначал меня королевским инженером, вернее, ходатайствовал о моем назначении перед самим Монстром в письме,
Так ведут себя власть имущие: они распоряжаются людьми и ни о чем больше не думают. Мои мысли, мои желания, мои интересы и потребности абсолютно ничего не значили. Однако я был воспитанником Базоша, а это создавало между нами стену, которую не мог обойти даже герцог Бервик. Я перебил его:
– Ты не можешь сделать меня инженером.
С минуту Джимми колебался, решая, как бороться с моим сопротивлением, угрозами или лаской, но он был слишком умен, чтобы воспользоваться любым из этих способов.
– Тебя сделает инженером король Франции, – произнес он, чтобы не вступать в открытый спор.
– Даже ему не дано это право. – Я закатал рукав и показал свои пять Знаков. – Король может издавать декреты о чем угодно, но не о моих татуировках. И тебе это известно не хуже, чем мне.
– Ты хочешь со мной поссориться. Объясни мне, в чем дело.
Я молчал, хотя мне очень хотелось упрекнуть его в том, что он не преподал мне никаких уроков и не стал моим учителем ни в какой области, если не считать плотских утех. Я мог бы объяснить Бервику, что его отчаяние вызвано только оскорбленным самолюбием. Таков был Джимми: по его мнению, он имел право на любовь окружающих, но сам мог никого не любить. Нет, я ничего ему не сказал. Зачем? И, по большому счету, хорошо сделал: моя немота задела его гораздо сильнее, чем любое обвинение. Он почувствовал перед собой не меня, а некую силу, которая воплощалась во мне. Джимми сначала задумался, как ее преодолеть, но благодаря своему природному уму понял, что его власти здесь недостаточно. Он три раза глубоко вздохнул, а потом рявкнул:
– По крайней мере, я имею право спросить, почему ты не хочешь поехать со мной. Для тебя я – не маршал, и поэтому ты мне постоянно нужен рядом.
Я второй раз резко перебил его, забыв о правилах вежливости.
– Ты ни на минуту не перестаешь быть маршалом, – сказал я, глядя на него в упор. – Ты маршал всегда и везде и не можешь быть никем иным, как бы тебе этого ни хотелось.
Я вышел, не ожидая его приказа, и Бервик не стал меня задерживать.
Джимми с половиной войска должен был двигаться на север, а герцог Орлеанский на восток, чтобы осадить город Хативу [51] . К сожалению, мне не удалось вовремя присоединиться к войскам герцога. В качестве прощального подарка Джимми хорошенько запутал историю с документами, которые удостоверяли мой перевод под командование его противника, и секретарям обеих сторон пришлось изрядно повозиться с бумажками. Бервик преследовал одну-единственную цель – насолить мне, и я остался в Альмансе, ожидая, чтобы мне выправили новый пропуск. Чудесненько! Осада Хативы обещала превратиться в интересное зрелище, а я был вынужден протирать штаны в этой дыре, в этом богом забытом городке провинции Альбасете, где веками будет вонять мертвечиной, среди раненых, монашек, солдат, ожидающих нового направления, и гор провианта, который предстояло распределить по новым позициям. Представьте себе, что с обеих сторон в битве при Альмансе расстались с жизнью десять тысяч несчастных. Десять тысяч! А маркиз учил меня, что после правильно проведенной осады город можно взять, потеряв всего десяток солдат. Мертвецов было так много, что обитателям Альмансы пришлось хоронить трупы в погребах-ледниках, скидывая в эти братские могилы обнаженные тела, словно набитые мешки. Я сказал «обнаженные», потому что люди жили в такой нищете, что снимали с мертвых все, вплоть до грязных подштанников.
51
Хатива (или Щатива по-каталански) – город в провинции Валенсия.
Слово. Я не сдал экзамен, потому что не нашел его. Какой вопрос задал мне маркиз? «Основы совершенной обороны». Мое нетерпение росло день за днем, пока я просиживал штаны в пыльной палатке. Это было не просто желание – мне было необходимо увидеть в реальности все, чему меня научили в Базоше.
Когда мне наконец вручили мой новый пропуск, Хатива уже пала и перешла под власть Бурбонов, зато вот-вот должна была начаться осада Тортосы [52] . Меня это вполне устраивало: я сказал себе, что Слово может быть скрыто в любой осаде, а Тортоса была крепостью весьма интересной. Туда готовился отправиться конвой с боеприпасами, и меня взяли пассажиром.
52
Тортоса (или Тортоза по-каталански) – город на юге Каталонии.