Побежденный. Барселона, 1714
Шрифт:
Я узнал о приказе накануне.
– А где геологическое исследование, monseigneur? – спросил я у Забытого.
– Исследование? О каком исследовании вы говорите, мой дорогой адъютант?
Войска уже расположились вокруг крепости, но ни один инженер не исследовал почву. На самом деле мои товарищи по инженерной бригаде были такими тупицами и неучами, что с трудом понимали, о чем я им говорил. Сначала я думал, что надо мной издеваются.
– Мы начнем земельные работы, не имея понятия о составе почвы на их периметре?
– Вы на удивление скрупулезны.
Мне сообщили, что торжественный момент назначили на следующий день на восемь часов вечера. Я схватился
– Monseigneur, мне сказали, что завтра мы начинаем рыть траншею в восемь часов вечера.
Мой начальник, как всегда, сидел в своей палатке перед зеркалом и примерял парик цвета золотистой соломы. Он ответил мне, не отрывая взгляда от своего отражения:
– Вы все правильно поняли, мой дорогой адъютант. Таким образом, у нас будет в запасе вся ночь, чтобы углубить окоп под покровом темноты.
– Но, monseigneur, это не самое лучшее решение.
– Что вы хотите этим сказать?
– Дело в том, что сейчас июнь: в восемь вечера еще совсем светло.
– Я вижу, что вы принадлежите к разряду пессимистов, чтобы не сказать – паникеров.
А сам Забытый принадлежал к разряду недоумков, чтобы не сказать – живодеров! Вы сами скоро поймете почему.
Подготовка к созданию траншеи всегда была операцией сложной и трудоемкой. На выбранный участок стягивались тысячи солдат, которым предстояло стать землекопами; они выстраивались в строгом порядке на заранее размеченных колышками и известью линиях. (Мне самому пришлось участвовать в разметке и вбивать колья, стоя на четвереньках. Я чуть не умер от страха.) Чем ближе к крепости начинали рыть траншею, тем быстрее заканчивались земляные работы. С другой стороны, чем меньше расстояние между стеной и окопами, тем легче осажденным обнаружить ведущиеся работы. Солдаты поначалу не имели возможности скрыться под землей по той простой причине, что не успевали окопаться, так что обычно траншеи проектировали на расстоянии, недостижимом для орудий на стенах.
Каждый солдат нес кирку или лопату, и к этому моменту уже были заготовлены тысячи огромных плетеных корзин, габионов. По сигналу вся эта длинная шеренга начинала копать землю, стараясь производить как можно меньше шума. Каждый солдат располагался за габионом, наполняя его землей из создаваемого окопа. Таким образом, через несколько минут в его распоряжении имелось первое укрытие, каким бы ненадежным оно ни было.
Однако только прекрасно вымуштрованные войска могли начать работы, не рискуя быть обнаруженными; в противном случае следовало проектировать траншею на безопасном расстоянии. Как и следовало ожидать, часовые противника нас увидели, услышали, и даже – осмелюсь предположить – унюхали из-за пристрастия Забытого к пачулям. И случилось то, что должно было случиться.
Закатный час в этих краях Каталонии отличается яркими и совершенно особыми красками: день умирает в небе взрывом синих океанских далей и красноватого янтаря. На горизонте еще догорала малиновая полоса, когда на нас начали падать первые снаряды.
Силы Альянса располагали в Тортосе полусотней орудий всех калибров, из которых нас немедленно принялись обстреливать. От двух тысяч двухсот землекопов очень скоро осталось две тысячи сто, а эти почти сразу превратились в две тысячи. В каком-то описании этой осады я прочитал одну фразу, посвященную той ужасной ночи: «Пушки осажденных радостно открыли огонь». Эти историки могли бы приберечь слово «радость» для описания королевских свадеб!
Подготовить эту операцию хуже было просто нельзя. Все, что, по предсказаниям Вобана, могло пойти не так во время осады, пошло не так. Приведу еще один пример.
Часто случается,
Когда работы в траншее несколько продвинулись, мы наткнулись на огромные подземные камни. Могло даже показаться, что противник специально их подложил, затрудняя нам создание окопа. Самые крупные пришлось взрывать, хотя при этом исчезала часть вырытой траншеи вместе с парапетом, служившим нам укрытием от вражеского огня, и его потом приходилось каждый раз восстанавливать. А мои начальники смеялись, когда я им говорил о геологическом исследовании!
В Тортосе мне также довелось на практике убедиться в правоте другого высказывания Вобана: саперы пьют как лошади, напиваются в стельку и подставляются под пули. Работы в траншее продвигаются благодаря труду небольших групп по восемь, максимум десять человек. Каким бы грандиозным ни был план траншеи, в узком окопе не может уместиться больше солдат. Противник прекрасно это знает и сосредоточивает свой огонь на этом участке.
Среди саперов всегда насчитывается больше всего потерь. И как бы хорошо им ни платили, и сколько бы их ни сменяли каждые три или четыре часа, их нервы не выдерживают напряжения. Чтобы вынести его, они пьют до беспамятства.
Для такого начинающего инженера, каким был я, Тортоса оказалась прекрасным примером того, насколько реальная ситуация отличается от теории. Например, мантелет. Если вы посмотрите на иллюстрации, изображающие осаду, то всегда увидите во главе группы саперов это приспособление на двух колесах с вертикальным деревянным экраном. Сапер, который продвигается первым, использует его как щит. Ну так вот, забудьте об этих устройствах. Я вас уверяю, что идиот, нарисовавший эту картинку, ни разу в жизни не участвовал ни в одной осаде. Мне вспоминается только один-единственный случай, когда какой-то умник, только что вышедший из военной академии, обязал саперов использовать сие изобретение. Отряды саперов-ветеранов их ненавидят. Почему? Да потому, что осаждаемые сходят с ума при виде этой штуки: для них это голова дракона, готового их сожрать, а потому они стреляют по этой цели до полного изнеможения.
Но самым главным и удивительным расхождением между теорией и практикой было, наверное, другое. Никто даже не упомянул об этом на протяжении всего моего обучения, а здесь я увидел, как на поле сражения проникают толпы посторонних людей.
В мире Вобана гражданская жизнь и военная служба были сферами замкнутыми и разделенными четкими границами. Я никак не ожидал, что, по мере того как наша Наступательная Траншея превращалась в сложное сплетение переходов и катакомб, ее станут наводнять всякие гражданские элементы: продавцы-разносчики, проститутки и так далее. Все они спокойно перемещались по параллелям, словно то были широкие городские проспекты, и заходили в боковые галереи и переходы, как будто это улицы и переулки.