Побежденный. Барселона, 1714
Шрифт:
– Вали отсюда поскорее, – прошептала она скорее с раздражением, чем враждебно. – Зачем мне добиваться, чтобы тебя убили? Я никому ничего не скажу.
– Так я тебе и поверил.
Я поднял ее за бедра и запихнул в проем окна, а потом втиснулся туда сам, локоть к локтю с Амелис. Глинобитная стена оказалась очень толстой, гораздо толще обычного, – может быть, ее сделали такой, чтобы в помещении было прохладней. В результате окно превратилось в туннель длиной около метра, и мы в нем застряли: руки и головы торчали наружу, туловища были зажаты в узкой норе,
– Не бойся, – сказал я Амелис, – я учился в одном месте, где меня натаскали решать такие задачи.
– Неужели? – заворчала она. – Видно, ты не слишком преуспел в учении.
– Видишь ли, анатомическая наука доказала, что, если в отверстие в траншее или в шахте проходят плечи, то пройдет и все тело. Если же пространство несколько уже, надо просто вывихнуть одно плечо, а потом, оказавшись на свободе, вправить его на место, и вся недолга.
Ее огромные глаза раскрылись еще шире.
– Ты собираешься вывихнуть себе плечо?
– Ну конечно нет, я вывихну плечо тебе, – ответил я ей. – А потом вправлю. Это будет нетрудно, потому что я смогу орудовать обеими руками и хорошо знаю, как это сделать.
Она осыпала мою голову ударами своих кулачков.
– Ты уже несколько часов меня лапаешь, а теперь решил сломать мне спину. Не смей меня больше трогать – ни за плечи и вообще ни за что!
Я зажал ей рот.
– Заткнись!
Сам не знаю, как нам удалось выбраться. Мне кажется, что я сломал деревянную раму, просвет стал чуть-чуть шире, мы просочились на другую сторону, точно две гусеницы без костей, и упали на землю. Я поднял ее одним рывком и повлек за собой в лес.
Бесейте прятался среди великолепных лесов, напоминавших волшебный лабиринт, которые служили убежищем нескольких отрядов микелетов. Войска Двух Корон располагались в юго-восточном направлении, и я двинулся туда.
Сосняк был не слишком густым, и луна заливала его янтарным светом. Сверчкам нет никакого дела до войн, а ночная прохлада позволяла забыть о полуденном зное. Если бы поблизости не было этих безумных головорезов, наша ночная прогулка показалась бы мне очень приятной. Когда мы удалились на достаточное расстояние, я осмелился говорить в полный голос.
– Хороши же твои дружки! – заметил я. – Ты видела несчастного солдата, который забежал в конюшню? Его забили палками, чтобы сэкономить одну паршивую пулю.
Амелис по-прежнему шагала рядом со мной, но теперь уже не скрывала, что хочет избавиться от моего общества как можно скорее.
– Нет у меня никаких дружков, – сказала она. – Но даже если бы я с ними дружила, что тебе в них не нравится? Что они ведут свою войну бедняков?
– Можно быть бедным, но при этом не быть варваром, – ответил я.
– По крайней мере, они не насилуют жен и дочерей своих врагов.
– Я тоже этим не занимаюсь! – сказал я в свою защиту. – И да будет тебе известно, я инженер. Нам, профессионалам – инженерам или военным, – не важно, какому королю служить. В наши обязанности входит работать на того, кто нас нанял,
– Для микелетов ты офицер бурбонской армии, – сказала она. – И если бурбонские солдаты вешают их родителей и их детей, неужели тебя удивляет, что они хотят тебя прикончить?
– Мне платят за инженерные работы. И если говорить начистоту, мне никакого дела нет до этой заварухи. По мне, что Бурбоны, что Австрийский дом, все один черт.
Тут вдруг она остановилась, посмотрела вокруг с улыбкой и сказала:
– Ты ничего не слышишь?
Такой резкий поворот разговора удивил меня, но я ответил:
– Ты права, идти по сосновому лесу очень неудобно, но, мне кажется, бесполезно просить тебя не наступать на сухие шишки. Шум от них зверский, и его наверняка слышно по ту сторону холма.
– Нет, инженер, – прервала меня Амелис, прислушиваясь к лесным шорохам. – Я говорю о музыке.
Какая еще музыка? Вокруг, естественно, были слышны только звуки ночного леса. Может быть, девушка сошла с ума? Ее белоснежная кожа в свете луны приобрела странный оттенок. Я подумал, что, может быть, она мне намекала на наши отношения. Их начало было не слишком приятным, но сейчас этот ночной лес смягчал все. А может быть, не все: стоило мне взять ее за талию, как она тут же ускользнула от меня и отступила.
Обернувшись ко мне напоследок, она вздохнула с грустью:
– Нет, ты ее не слышишь, – сказала она. – Прощай, великий инженер.
Когда она удалилась, ее аромат еще некоторое время плавал в ночной чаще. И представьте себе, даже после ее ухода я не знал точно, обвела ли она меня вокруг пальца или была ко мне не совсем равнодушна.
Я шагал и шагал всю ночь, стараясь убраться как можно дальше от Бесейте, этого логовища микелетов. С первыми лучами солнца я устроился на одной из скал, которыми испещрена в тех краях земля. Растянувшись на ее вершине, я мог наблюдать за движением на дороге, оставаясь незамеченным. У меня было достаточно времени, чтобы обдумать случившееся. В такие минуты можно наглядно видеть, что любовь побеждает все кошмары, – в моей голове все мысли о смерти отступали перед образом этой девушки, Амелис.
После Жанны ни одна красавица не затронула меня столь глубоко. И вы должны со мной согласиться, что Амелис изначально была в менее выигрышном положении, потому что Жанна имела в своем распоряжении все средства косметики, доступной лишь аристократам, а когда я впервые увидел мою новую знакомую, на ней был грубый платок, и она выдавала себя за больную. Куда ушла Амелис? Ее последние слова позволяли сделать любой вывод, вплоть до того, что она могла шпионить – возможно, в пользу обеих сторон. Ей не уйти от виселицы, это уж точно.