Побежденный
Шрифт:
— Значит, ты знал об этом?
— Естественно.
— И не пресек?
Валь ди Сарат вышел из себя. Неужели он тратил время попусту? Есть ли кто-нибудь выше подозрений?
Убальдини пристально глядел на дымок от своей сигары, словно пытаясь его загипнотизировать.
— С какой стати мне это пресекать? — спросил он вполголоса.
Валь ди Сарат злобно хлопнул по столу.
— Потому что это твой долг!
Дядя бросил на него быстрый взгляд и произнес:
— Послушай, мой дорогой.
Затем подался вперед и негромко стал говорить бестолковому
— Мы традиционно самая гостеприимная страна в мире. И этой традицией я горжусь. В стране до сих пор полно беглых немцев без документов или с поддельными документами. Они удирают на судах, иногда на самолетах. И, как ты говоришь, организованы; очень хорошо организованы, будучи немцами. Поэтому их старания избежать встречи с нами неизменно приводят к успеху. Однако, разумеется, я не прилагаю усилий, чтобы помешать их выезду, если не считать тех случаев, когда происходят инциденты вроде дела майора Винтершильда и наши пути случайно пересекаются.
Он улыбнулся напряженно слушающему изумленному Валь ди Сарату и продолжал:
— В Италии достаточно своих проблем, не дающих покоя карабинерам. Бандиты в Абруцци, бандиты на Сицилии, бандиты в Калабрии, коммунисты повсюду на севере и в центре. У нас нет ни времени, ни людей, ни желания мучить этих беженцев, наших товарищей по оружию до недавнего времени. С какой стати мне заниматься глупым бюрократизмом, мешать людям, делающим ту работу, которую полагалось бы делать мне, притом лучше, чем получилось бы у меня? Вижу, ты удивлен.
— А где у тебя гарантия, что они покидают страну организованно? Я хочу сказать, мы можем столкнуться и с особым случаем.
— Дорогой племянник, я наблюдаю за ними. Да, наблюдаю. Иногда произвожу аресты, чтобы они держали ухо востро.
— Но кто они? — настаивал недоумевающий Валь ди Сарат. — Кто у них во главе? И как нам схватить этого Винтершильда, не дать ему скрыться из страны?
— Отвечу по порядку, — улыбнулся дядя. — Во главе у них очаровательный, но очень неприятный человек, именующий себя Эрхардтом. Этот парадокс позабавил тебя? Рад, именно для этого он и предназначался. Дело Винтершильда завтра будет вновь открыто, и теперь схватить его будет нетрудно, попомни мои слова.
— Но что ты намерен делать?
— Ешь, дорогой, ешь. Я возьму еще грудку индейки, мне при моих размерах насытиться нелегко. К ней еще бутылку «лакрима кристи». Составишь мне компанию? Кстати, ты поступил глупо, выжав из меня все сведения за первым обедом. Теперь нам не о чем будет говорить за вторым.
На другое утро Ганс явился к назначенному времени в фирму «Монтес и Майер», снялся у фотографа и отправился на встречу с Эрхардтом. Застал его в оживленном настроении.
— Все обернулось прекрасно, — сказал Эрхардт. — Идите в следующую дверь. Увидите там людей, стоящих в ряд. Присоединяйтесь к ним. Это похоже на процедуру опознания, но не волнуйтесь. Не задавайте никому никаких вопросов. Я суеверен, и разговоры о деле могут привести нас к неудаче.
Когда Ганс подошел к двери, Эрхардт окликнул его:
—
Ганс, хорошо выспавшийся и готовый к любому новому приключению, ничего не спросив, пошел в следующую комнату. Там увидел шеренгу мужчин, разделенную на две части. Все явно были немцами. В конце комнаты сидели голубоглазый из конторы и какой-то нескладный человек в скромном костюме с ярким галстуком, покрытым изображениями ананасов и словами любви на гавайском языке.
Ганс увидел, что все глаза обратились к нему, и услышал, как нескладный сказал:
— Не особенно зверское лицо.
— Но это очень характерный немецкий тип, — ответил голубоглазый.
Нескладный с важным видом обдумал эту проблему.
— Да, мне нравится его подмигивание. Это хорошо. Очень хорошо для того парня, который оказывается сломленным, у которого мать еврейка.
И принялся оглядывать Ганса опытным глазом инспектора.
— Какой у вас рост? — спросил он наконец.
— Метр девяносто шесть, — с недоумением ответил Ганс.
— Хороший. Мне нравится, — произнес нескладный таким тоном, словно кто-то отваживался перечить ему.
— Принят? — спросил голубоглазый.
— Принят, — ответил нескладный. Голубоглазый обратил взгляд на Ганса.
— Будьте добры, встаньте в левую группу.
Три часа спустя Ганс сидел в кузове большого дизельного грузовика вместе с десятью немцами. Было совершенно темно и очень неудобно. Сквозь щели в полу поднимались едкие выхлопные газы. Ганс поинтересовался у коллег, знают ли они, куда их везут. Ходили слухи, что все они станут кинозвездами.
Через два часа после того, как грузовик отъехал, в конторе «Монтес и Майер» появился офицер полиции и пожелал видеть синьора Эрхардта. Его попросили присесть, и Эрхардт с улыбкой до ушей спустился по лестнице, не выказывая ни малейшего беспокойства.
— Могу быть чем-нибудь полезен, Tenente [60] ? — спросил он.
— Я от полковника Убальдини, — сказал офицер. — Он свидетельствует вам свое почтение и просит вас встретиться с ним в шесть часов в кафе Розати.
60
Лейтенант (ит.).
Эрхардт задумался, потом с сожалением сказал:
— О, передайте ему, что я очень польщен его приглашением, но, как ни жаль, у меня уже назначена встреча с деловым партнером.
Офицер улыбнулся.
— Отказ будет рассматриваться как умышленное уклонение.
Эрхардт улыбнулся в ответ. Он тоже был мастером этой игры.
— Я скорее разочарую делового партнера, чем полковника Убальдини.
Офицер откозырял и вышел. Было только начало первого.
Глядя сквозь крохотное отверстие в задней дверце кузова медленно ползущего грузовика, Ганс узнал причудливые замшелые медовые соты — этрусские гробницы возле Сутри.