Побратимы(Партизанская быль)
Шрифт:
— «По машинам!» «По коням!» «Дозорные, вперед, марш!» — одна за другой летят команды.
Округа оживает: рев моторов, лошадиный топот, шум шагающих шеренг. В этот гомон попадаем и мы с Петром Романовичем. С этого момента мы с 1-й бригадой.
Вот село Мамак — одни пожарища да развалины.
Кое-где из руин выбираются люди, и уже слышатся радостные приветствия. Но тут же раздается стрельба, боевые команды: это фашисты, засевшие на западной околице.
— Вперед! Вперед! — кричит Федоренко и шлет в небо красную ракету.
Партизаны движутся рассыпным
— Гранатами! Бей гадов! — взлетает властное и тут же тонет в шуме злой людской разноголосицы, в стрекоте автоматных очередей, в грохоте разрывов гранат.
В бой вступают резервные отряды. Они обрушивают удары на фланги противника, переходят в стремительные атаки, теснят немцев, берут высотку в «клещи».
Этим решается исход боя. Враг откатывается. Перестрелка постепенно затихает. Опять замелькали среди фашистов белые рубашки, нацепленные на винтовки, опять появились в вытянутых руках полотенца.
Двое партизанских автоматчиков спешно строят колонну пленных. А по рядам и группам уже передается:
— В боевые порядки — стройся! Дозорные, вперед!
И вновь идут дозоры, вновь движется боевое ядро бригады. Но, как и на первых километрах марша, — затор за затором, что ни складка местности, то барьер, стрельба.
…Нижний Мамак. Еще бросок — и бригада будет у цели, в Симферополе. Момент поистине волнующий. Но на пути — новая группировка немцев. Из той низины, где кипел бой, живых гитлеровцев вышло немного. В их числе — два немецких генерала. Их захватили в нательном белье: сбросив с себя форму, фашистские офицеры раздевали своих убитых солдат, чтобы переодеться в солдатскую форму и избежать возмездия.
Вперед, на Симферополь!
Темп движения берется самый высокий, энергия атаки нарастает, сила же сопротивления вражеских групп иссякает; чем ближе к городу, тем реже они встречаются.
Вперед! Вперед движутся немецкие трофейные грузовики, ощетинившиеся дулами партизанских пулеметов и автоматов. Шагают пешие группами, отрядами.
— Даешь Симферополь!
— Давай, братва. По-севастопольски. С огоньком!
Эти знаменательные минуты спешит запечатлеть наш кинооператор Иван Запорожский. Он старается изо всех сил: то висит на подножке грузовика, и чудом держась, снимает автоколонну, то крупным планом снимает на пленку радостные лица, то, отбежав в сторону, нацеливает глаз на всю бригаду. Наверное, он мысленно представляет себе киноэкран, на нем эти лица и эти мчащиеся грузовики; и видит зрителей в переполненном зале, слышит шум рукоплесканий…
Вот уже пригородное село Чокурча. Левее — усадьба Симферопольской машинно- тракторной станции. Наконец, открывается город.
Вперед!
Первые дома, первая улица. Никого. Пусто. Дымно.
Феодосийский мост. Из окна кабины переднего автомобиля Федоренко высовывает руку: стоп!
Мост минирован. Это известно. А вот успели его разминировать наши подпольщики?
Вдруг из-под моста
— Проезжайте, товарищи! — кричат пареньки и машут руками. Видя нашу нерешительность, подбегают к передней машине.
— Петр Романович! Николай Дмитриевич! Проезжайте. Мины под мостом обезврежены. Тут мы уже наш танк проводили…
Это Витя Долетов и Яша Морозов, связные симферопольских подпольщиков. Они бывали у нас в лесу. Сейчас ребята в отряде Косухина. Измазанные, закопченные, с почерневшими лицами, они неузнаваемы. Только глаза горят радостью.
— Прошел, говоришь, наш танк? — спрашивает срывающимся от радостного волнения голосом Федоренко. — Опоздали мы, значит. Да разве угонишься за этими орлами? А что в городе?
— Да вроде порядок, — весело отвечает Ваня. — Вокзал занят. Там тоже наши танки. Шумно еще в западной части. Там работают Толя Косухин, Вася Бабий, да, собственно, весь наш отряд. Мы вас ждали. А теперь тоже туда побежим.
Совнаркомовская площадь. Пусто. И еще больше дыма. А где же танк? А, вон он, стоит под стенкой. Люк башни закрыт. Пушка и пулемет угрожающе уставились дулами на Феодосийский мост. Ведь наша колонна подошла с востока и состоит из немецких машин, а это хоть кого собьет с толку. Командиры соединения и бригады выходят из машин.
С грохотом откидывается крышка люка, из танка выскакивают двое: на них советская форма, наша, родная! И то, что ночью произошло под Зуей, повторяется тут, на Совнаркомовской площади Симферополя — снова объятия, радостные возгласы.
У здания театра — толпа. Жители обнимают танкистов и партизан. Стихийно возникает митинг. Трибуной служит кузов трофейной машины.
А по улицам идут краснозвездные танки. Катят автомобили с войсками.
Симферополь взят. Освобожден.
В эфире звучит весть о победе.
Симферополь: «Тринадцатого апреля вместе с частями Красной Армии отряды Северного соединения вступили в Симферополь. Несут охрану общественного порядка.
Ямпольский».
А на западных улицах еще трещит перестрелка. Шум боя доносится откуда-то и с более дальних мест. Это отряды Косухина и Сосунова свинцом и гранатами провожают немцев, а сквозь вражьи преграды в Симферополь пробивается 4-я партизанская бригада Христофора Чусси.
Не прошло, наверное, и часа, как стараниями партизанских газетчиков, возглавляемых Степановым, на стенах и рекламных щитах запестрели наши листовки.
Одна из них обращается к населению:
«Жители Симферополя!
Сегодня в город вступили Красная Армия и советские партизаны Крыма. В городе восстановлена советская власть!..»
В доме на Пушкинской, 17, где разместился наш штаб, первые посетители. Это три женщины.
Высокая женщина с худым красивым лицом, одетая в черное, кладет на стол объемистый сверток, разворачивает его. По столу разливается шелк и бархат знамен. Их три. Три советских знамени, с риском для жизни сбереженные в тайниках подполья, возвращенные людям боевой славы.