Поцелуй над пропастью
Шрифт:
— И о Бонни он ничего вам не сказал?
— Я бы не стал вам лгать.
— Вот как? Но вы же упомянули о «маленькой девочке». Какой девочке? Думаю, он все же рассказал вам о Бонни.
Доннелли решительно покачал головой.
— Ничего. Даннер ни разу не произнес ее имени. Хотя… Да, он говорил о некоей маленькой девочке.
Ева напряглась.
— Он рассказывал, что сделал с ней?
— Вы не понимаете. Даннер никогда не говорил о ней как о жертве. Послушать его, получалось, что она — живая. Может быть, речь шла
— Тогда помогите мне ее найти. Даннер — убийца. Мы должны спасти девочку.
— Не думаю, что она в опасности. Описать его чувства к ней нелегко. Я бы сказал, что Даннер ее побаивается.
— Что?
— Это, конечно, только мое впечатление. — Доннелли пожал плечами. — Больше мне обсуждать с вами нечего. У меня нет определенной информации, касающейся вашей дочери. Это вы имеете право знать. Но не больше. — Он отвернулся. — Правила есть правила, но я уверен — Бог не хочет, чтобы вы так себя изводили.
— Подождите.
— Мне нужно переодеться, а потом у меня встреча с молодыми людьми, которые желают пожениться. Я сказал все, что мог.
— Подождите. Вы сказали, что он пропал… лишился рассудка. Но что означают эти его разговоры о демонах?
Доннелли остановился.
— В самые худшие моменты ему кажется, что он окружен демонами и его долг — уничтожать их.
— В самые худшие? А бывают и лучшие?
— О да. И тогда он щедр, добр и изо всех сил старается быть хорошим. Но такие моменты в последнее время случаются все реже и реже, что свидетельствует о серьезном ухудшении состояния. В одну минуту он вполне стабилен, а уже в следующую… неустойчив.
— То есть опасен?
— Принимая во внимание то, что вы мне сказали, полагаю, так оно и есть.
— Не знаю, каким он бывает в лучшие моменты, но в один из худших я наблюдала его собственными глазами. Он едва не убил мою подругу. Вы сказали, что сами его отыщете. Но как, если вы не знаете, где он? Или это неправда?
Доннелли улыбнулся.
— Я не лгу. Всего хорошего, мисс Дункан.
Она не могла отпустить его.
— Джон Галло сейчас, наверное, с отцом Домиником. Вы поговорите с ним?
— Конечно. — Он уже шагал по дорожке. — Джон — племянник Даннера. Они очень любили друг друга. Он наверняка страдает, а мой долг — облегчать страдания. Но я скажу ему то же, что и вам.
Сжав кулаки, Ева в отчаянии смотрела ему вслед. Расспрашивая священника, она как будто билась о невидимую стену. Доннелли был вежлив, любезен, сдержан и неуступчив. Сломать барьер, которым он отгородился от нее, не получилось. Что еще можно сделать? Не применять же к священнику силу. Как взломать код, приведший Кевина Доннелли из прошлой, светской, жизни к служению Богу? Ради веры он отказался от всего остального.
Но, может быть, за фасадом набожности скрывалась душевная порочность? Может, надо было надавить посильнее?
Что-то делать нужно. Какой-то выход должен быть.
Ева устремилась за уходящим священником.
— Не надо, мама. Не делай этого. Ты только расстроишься, а он все равно не передумает. Бонни.
Ева обернулась — дочь сидела на краю фонтана. Лучи солнца скользили по ее кудряшкам, мелкая водяная пыль висела над головой подобно сияющему ореолу.
— Он должен передумать. Мне нужно найти Даннера.
— Думаю, ты найдешь его, но не через отца Барнабаса. Он не уступит.
— Может быть, и уступит, если я буду настойчивее.
Бонни покачала головой:
— Нет, мама, ничего не получится. Они с Тедом Даннером давно вместе.
— Так он позволит Даннеру убить еще раз?
Бонни не ответила.
Какое-то время Ева в отчаянии смотрела на нее.
— Я не понимаю, как это действует. Может быть, Даннер убил тебя. Не знаю. Почему ты не хочешь помочь?
— Все должно идти своим путем. Мне тоже многое непонятно, мама. Я хотела бы помочь, но туман еще не рассеялся. — Девочка покачала головой. — Я чувствую твою боль, мама, и мне самой больно. Хочу, чтобы все поскорее кончилось.
И ей хотелось бы того же. Больше всего на свете.
— Тогда сделай что-нибудь, чтобы священник передумал и помог мне. Какой смысл быть призраком, если не можешь, когда надо, подергать за нужную веревочку.
Бонни рассмеялась.
— Нет, так не получится. Хотя я и учусь, все время узнаю что-то новое, интересное. Здесь так чудесно, мама, — тихо добавила она. — Ты даже не представляешь. Так хочется показать тебе все.
— Я тоже хочу к тебе, милая. — В глазах защипало от подступивших слез. — Но ведь хорошо было и здесь, когда ты была со мной.
Бонни кивнула.
— Это же только начало. Впереди так много всего… — Она поднялась. — Мы будем вместе. Но твой путь еще далек. Хорошо, что у тебя такие замечательные спутники.
Джо, Джейн, Галло, Кэтрин…
— Мне пора, мама. И оставь в покое отца Барнабаса. Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
— Что? Думаешь, я нападу на священника?
— Нет, но кто знает, что ты можешь выкинуть, чтобы добиться своего. — Бонни лукаво улыбнулась. — Ты ведь бываешь такой решительной и твердой.
— В отношении Доннелли ничего обещать не стану. Я не доверяю ему. Даже если он и не так плох, как мне представляется, у него нет права вставлять палки нам в колеса, прикрываясь заботой о душе Даннера. Я забочусь только о твоей душе, милая.
— Неправда, мама. Ты думаешь о многих. Просто у тебя мало времени, как и у всех, у кого есть дело. — Бонни уже без улыбки посмотрела на Еву. — У тебя прекрасная душа, мама. Глубокая, сильная и чистая, как могучая горная река. Она увлекает каждого, и каждый, захваченный ею, чувствует себя в безопасности, словно зная, что поток несет его в верном направлении.