Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн

Астромерия

– Если только этот кто-то ей хорошо знаком и она о нем хорошего мнения, - заметила я. – То есть шанс, что узнай она о том, что он или она у нас, Реддл примчится его выручать. Сам знаешь, она меньше думает о своей безопасности, чем о чьей-либо еще. Но, полагаю, здесь это не получится… - добавила я спустя минуту в молчании.

– Но мы можем нарыть что-нибудь полезное информационно. Хотя наша задача, напротив, лишить Реддл и ее окружение имеющейся у него информации. Твоя задача будет, во-первых, помочь мне его не спугнуть и поймать, во-вторых, если я буду чем-либо занят, с ним поговорить. Что с ним делать дальше, решать буду я. Не разговорится, я с ним же лично побеседую… - мой супруг зловеще улыбнулся

и подмигнул мне из темноты. Я отвела взгляд, размышляя о том, что же такого знает этот пожилой маг, что его необходимо ликвидировать, хотя бы для Кэтрин. – Боишься? – спросил он. Я вгляделась в его выделяющееся в свете моей палочки лицо с худыми щеками, чуть искривленное, с недельной щетиной, в странно блестящие в голубоватом освещении глаза, и осознала, что за время нашего брака у меня не осталось страха перед этим человеком, прославившимся как жестокий псих. А еще у меня возникли и постепенно укреплялись сомнения в его безумии. Скорее, и я находила тому подтверждения, отчасти это был создаваемый им имидж и ничего более… Об этом свидетельствовали некоторые его поступки. Слишком рискованные и продуманные, слишком неожиданные, слишком (по отношению ко мне) благородные, чтобы оказаться поступками безумца. Нет, что-то в его психике определенно было нарушено, хотя и до сих пор я не знаю, что именно, но безумен он был не более, чем многие из тех, кто принимал участие в той войне…

Возможно, он и был шизофреником, но куда меньше, чем пытался и мог казаться. Наверное еще с просмотра тех воспоминаний о Розалине я начала видеть в нем человека, со сложным характером и не менее сложной жизнью… И то, что я, вторгнувшись в его личное пространство, осталась жива и вошла в круг тех, кому он хоть немного доверял, подчеркивало его человеческую сторону натуры. Которую он старательно пытался скрыть…

– С чего бы? – спросила я. Долохов ухмыльнулся.

– Я ведь мастер пытки, я должен приводить тебя в ужас. И я более чем уверен, что за твоей спиной многие шепчутся, что ты вышла замуж за скотину в облике человека. Или жалеют, или ненавидят… Ты сама-то не жалеешь? Не боишься, что я изверг, что как-нибудь ночью незаметненько прихлопну, а? – он прищурился, изучая взглядом мое лицо. Я погасила палочку, погрузив комнату в непроглядную темноту, чтобы скрыть то, как я, скорее всего, покраснела и возможный блеск слез на глазах. И поднялась с кресла, направившись к душу. Пора было его принять и позволить себе отвлечься от окружающей меня грязи. Отнюдь не материальной, конечно.

– Я не за изверга вышла, - уже в дверях ответила я на его вопрос.

– А за кого? – раздалось у меня за спиной. Я вдруг вспомнила, что именно в нем после Рождества я заметила нового и мне приятного. Часы на руке. Подаренные мною… Для этого человека даже такая мелочь могла быть крайне значима, учитывая его поведение, образ мышления и множество иных факторов. Постояв пару секунд, положив руку на ручку двери, я отозвалась, почти неслышно. Но, полагаю, адресата эти слова достигли…

– За человека…

***

Я вышла из душа, закутавшись в теплое мягкое полотенце, и ощутила, что в номере довольно тепло. «Отель» имел центральную систему отопления и комнаты хорошо прогревались. Желание спать притупилось, но окончательно не ушло, как и все последние дни. Однако я сомневалась, что сумею быстро уснуть. В гостиной горел свет, небольшой телевизор в углу рассказывал какие-то магловские новости. Антонин перевел на меня взгляд, поведя плечами. Он стоял у одного из кресел, скрестив на груди руки, и наблюдал за картинкой на экране.

– Ты умеешь пользоваться такой техникой, Тони? – улыбнулась я. «Тони» вопросительно склонил голову на бок, приподняв бровь.

– Моя мать была маглой, Анж. То, что ты умеешь, меня удивляет больше.

– Мой отец живет среди

маглов. Он же сквиб, - прошептала я. Долохов отмахнулся.

– Даже будь я на чистоте крови помешан – твой отец – чистокровный сквиб. Претензии с него сняты, не будучи предъявленными.

– Но ты на ней и не помешан, - буркнула я, направляясь в спальню. Наши немногочисленные вещи находились там, в том числе и моя одежда – еще одни джинсы и свитер. Но меня остановило прикосновение руки к локтю. Рывком притянув меня к себе, Долохов вгляделся мне в лицо.

– Я полукровка, еще раз напоминаю, - прошипел он.

– А любимая тобой женщина – гря… маглорожденная, - назвать Розалину грязнокровкой у меня язык не повернулся бы, особенно в его присутствии. Я была к этому слову более лояльна, как и многие маги-американцы, чем англичане. Но я понимала, что если я так назову любимую им женщину, то в лучшем случае это окончится небольшой ссорой, в худшем – примеров его злости было хоть отбавляй. И я лежать в одной больнице в одном крыле с матерью Невилла не хотела…

– Я об этом узнал, когда нам было по двадцать лет, - усмехнулся Антонин. – Видимо, ранее ставить нас об этом в известность никто не собирался. Так вот, не бойся, твоему отцу ничего не угрожает, у меня есть более интересные дела, чем сдавать его, тем более американца, своим друзьям. Как и тебя, милая девочка-аврор.

– Что? – я почувствовала, как сердце замерло и болезненно сжалось.

“Я скрывала это даже от Кэтрин, и весьма успешно. Ничто не могло и не должно быть этого выдать, – успокаивала я себя. – Он просто не мог догадаться!”

– Я о том, что ты училась на аврора, - его глаза очень странно сверкнули. – Это иначе называется?

– Студент аврората, - я сглотнула образовавшийся в горле комок. – Я всего лишь бывшая студентка аврората.

– Ну да, разумеется, - улыбнулся он. Вот только глаза, проницательные и странно блестящие, не улыбались… Я понимала, как опасно для меня разоблачение, чем оно для меня закончится. Не понимала я другого – если он догадался или догадывался, почему он меня не выдавал… Однажды я узнала ответ на этот вопрос, но тогда неведение и странное поведение жестокой правой руки Беллатрисы могло лишь заставлять меня жить в постоянном опасении и недоумении. Еще больше усиливавших странную связь между нами… - Утром идем ловить старикашку, пока ты спала, у меня появились кое-какие соображения по поводу мест его появления, - сменил он тему. Я облегченно выдохнула. К тому же хватка за мой локоть стала слабее и куда приятнее… Почти, я бы сказала, нежнее.

– Может, тебе стоит поспать перед этим? – спросила я. – Тони, ты довольно мало спишь последние дни, - впервые я так назвала его у Реддлов, на фоне испуга и волнения. И, что с удивлением было мной отмечено, ему понравилось… Так Антонин Долохов дома для нас как-то превратился незаметно в «Тони».

– Человеку моей профессии нужно думать о деле прежде всего, - хмыкнул он. – Учись, Анж. Это ведь и твоя профессия тоже, - он убрал прядку моих разноцветных волос мне за ухо. – Иди спать.

– Я вряд ли усну сейчас, - отмахнулась я. – Но попробовать можно. И стоит обоим.

– Анж! – однако на его возражения у меня нашлись свои. Я была едва ли не единственным человеком, кроме Лестрейндж, разумеется, кто рисковал дерзить Долохову. И дерзить безнаказанно. Поэтому примерно с полчаса перепалки спустя в спальню номерочка удалились мы оба. Я укуталась в одеяло, сняв мокрое полотенце. После случившегося в ночь возвращения от Реддлов, да и случавшегося потом, стыдиться мне было уже совершенно нечего… И, что было для меня в какой-то мере неожиданно, а в какой-то, тщательно мною подавляемой, приятно, в ту ночь я на месте мужа представляла… самого мужа. Как и после этого во время поцелуев, объятий и повторений того события.