Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд

Петровский И.

Берлинская стена, положившая конец послевоенной истории Германской империи.

Международное положение в те годы определялось «холодной войной» между Америкой и Советским Союзом, которая после начала Корейской войны летом 1950 года приняла самую острую форму, граничащую с прямым ведением войны — форму гонки вооружения. Осенью 1950 года, когда Аденауэр выступил с предложением внести свой вклад в оборону, в гонку вооружений включилась ФРГ. Америка приветствовала такое предложение. В Англии, Франции и ФРГ оно было воспринято с раздвоенным чувством. Потребовалось больше года, пока в НАТО договорились в принципе об ограниченной ремилитаризации Германии (в рамках Европейского оборонительного сообщества, которое надо было еще создать) и пока боннский бундестаг одобрил предложение. В феврале 1952 года этот момент наступил: путь к западногерманской ремилитаризации

в рамках западного союза был открыт.

В этот момент Советский Союз выступил с сенсационной инициативой. В ноте от 10 марта 1952 года он предложил западным державам «восстановить Германию как единое государство». Предлагалось гарантировать свободную деятельность всех демократических партий, проведение свободных выборов, отказаться от репараций и экономических ограничений. Воссоединенная Германия могла иметь национальные вооруженные силы через год после заключения мирного договора, предлагалось вывести все иностранные войска из Германии. Единственным условием было: «Германия обязуется не вступать в какие-либо коалиции или военные союзы, направленные против любой державы, принимавшей участие своими вооруженными силами в войне против Германии».

Такое предложение было в определенном смысле успехом аденауэровской политики. Это был результат угрозы германской ремилитаризации в рамках западного союза. СССР был готов, по крайней мере так казалось, заплатить высокую, если даже и не самоубийственную, цену зато, чтобы эта угроза не осуществилась. Но для Аденауэра такая цена была недостаточной. Через шесть дней после получения советской ноты, 16 марта 1952 года, он открыто выступил против советского предложения. Аденауэр заявил: «Цель германской политики по-прежнему состоит в том, чтобы еще больше укрепить Запад, а тогда можно будет начать с Советским Союзом разумный разговор. Я глубоко убежден в том, что и последняя нота Советского Союза вновь является доказательством этому, что если мы и впредь будем проводить такой курс, то недалек тот час, когда Советский Союз будет готов начать такой разумный разговор». Судя по всему, Аденауэр не рассматривал предложения русских о воссоединении при условии германского нейтралитета как разумную основу для переговоров.

Тем самым уже в то время была определена позиция, и в течение трех лет, когда советское предложение являлось предметом международных переговоров, в ней ничего существенного не изменилось. Перед лицом предстоявшего вступления Федеративной Республики в НАТО СССР в январе 1955 года проявил несомненную готовность пойти на проведение общегерманских свободных выборов под международным контролем. Одновременно Советский Союз предупреждал, что вступление Западной Германии в НАТО «на длительное время сделает невозможным восстановление единства Германии». СССР не мог пойти на одностороннее отступление и спокойно взирать, как присоединяют всю Германию к НАТО. То, что русские предлагали, не было капитуляцией. Аденауэр же требовал и ожидал капитуляции русских. Его ответ был таким же, как три года назад: «Мы на это не пойдем… Мы стремимся к объединению свободных народов Запада, включая Германию, поскольку убеждены, что только после этого можно будет вести с Советским Союзом обнадеживающие и разумные переговоры».

Вместо мирного договора с воссоединенной Германией в мае 1955 года последовал прием Федеративной Республики в НАТО и ГДР — в организацию Варшавского пакта, созданного именно для этой цели. Тем самым параллельное существование обоих государств — преемников Германской империи превратилось в военное противостояние.

В то время обе стороны допускали ошибки в своих планах. Русские недооценивали силу своих позиций, а немцы, наоборот, переоценивали ее. Русские были готовы предотвратить американо-западногерманский военный союз. Позднее Ульбрихт открыто признавал, что в случае принятия советских предложений для него возникла бы «сложная ситуация». Нельзя забывать, что тогда еще не было атомного пата, напротив, существовала американская монополия на атомное оружие. Мощь Америки еще превосходила силы Советского Союза. И все это происходило через 10 лет после того, как немцы стояли под Москвой и Сталинградом.

Мечта Гитлера и опасения Сталина о возможном объединении захватнических устремлений Германии и промышленной мощи Запада для организации крестового похода против большевизма и колонизации Советского Союза казались в новых политических условиях почти осуществимыми. Совершенно ясно, что Советский Союз стремился не допустить этого. Единственный путь для достижения этой цели Сталин и его непосредственные преемники

видели в нейтралитете Германии. СССР нечего было предложить американцам, а немцам было что предложить. То, что СССР предложил немцам, а именно национальное единство, было крайней уступкой, которую он мог сделать, не сдавая своих позиций. Позже русские, возможно, раскаивались в том, что однажды выступили с таким предложением, поскольку их страх оказался необоснованным. Атомный пат положил конец американскому превосходству. Кроме того, русские явно переоценили готовность американцев начать войну и военные способности немцев в послевоенный период.

Русские переоценили также силу национальных чувств немцев. Они считали, видимо, что немцы пойдут на нейтралитет, чтобы сохранить национальное единство. Они не могли себе представить того, что формула Гитлера «с Западом против России» была и осталась в Германии более приемлемой, чем стремление к национальному единству.

Аденауэр с успехом применил эту формулу Гитлера, чтобы отклонить предложение русских о воссоединении. При этом обращении к страху (без западного союза русские уже пришли бы на Рейн) и призыв к прежним захватническим надеждам (с западным союзом мы уже завтра отбросим русских на Буг или к Волге) часто неразличимо смешивались. Аденауэр никогда не разрешал даже вспоминать о том, что не русские хотели захватить Германию, а немцы — Советский Союз.

Часто высказывают подозрение, что Аденауэр не хотел воссоединения Германии: то ли из-за антипрусского аффекта рейнландца, то ли из-за боязни, что воссоединенная, самостоятельная Германия вновь пустится на новые великодержавные авантюры. Все может быть, но это не было доказано и недоказуемо. В любом случае подобные личные возражения или предрассудки Аденауэра являются частным делом и не имеют исторического значения, так как он их никогда не высказывал. О чем он говорил и чем умел получить большинство в Федеративной Республике, как это видно из его крупных побед на выборах 1953 и 1957 годов, — он нагнетал страх перед русскими и ненависть к русским (в 1956 году он открыто назвал Советский Союз «нашим смертельным врагом»). Он безгранично верил в силу Запада, которая могла привести однажды к лучшему и более выгодному объединению, чем это предлагали русские. Аденауэр постоянно обещал немцам такое выгодное объединение, которое он любил называть «освобождением», как результат своей политики. Более того, он обещал даже «освобождение» всей Восточной Европе. Добиться такого «воссоединения» могло позволить лишь объединение «мощи» Западной Германии и Запада, чтобы заставить русских пойти на одностороннее отступление. В то время казалось, что Аденауэр достиг наконец того, к чему все время стремился Гитлер, — союза с Западом против Советского Союза.

Конечно, Аденауэр не был Гитлером, а Федеративная Республика — нацистским рейхом. Аденауэр был уважаемым демократическим политиком, а Федеративная Республика — уважаемым демократическим государством. Однако это ничего не меняло в том, что внешнеполитическая концепция, в основе которой лежал открытый отказ от предложения русских о воссоединении, была прямым продолжением концепции Гитлера «с Западом против России». Лишь расстановка сил в желанном антирусском альянсе неизбежно несколько изменилась. На первое время этого нельзя было избежать. Империя Гитлера хотела играть великолепное соло в сопровождении западного оркестра, Федеративная Республика Аденауэра была вынуждена довольствоваться ролью скрипки в этом оркестре. Гитлеровская империя лишь поставила под вопрос национальное единство, аденауэровская же Федеративная Республика открыто отказалась от него, правда, в надежде получить его однажды сторицей. Чем больше Федеративная Республика своими действиями делала воссоединение Германской империи абсолютно невозможным, тем больше она «теоретизировала» и фантазировала, утверждая, что желает восстановить единство империи. Но тем самым ФРГ, ее политики закрывали и второй, более скромный путь к воссоединению, который после включения ФРГ в Западный союз у нее оставался еще открытым, — путь сближения обоих германских государств.

Последний путь оставался открытым на протяжении нескольких лет после отклонения предложения русских. Из Москвы, правда, уже не поступали больше предложения («Мы честно и ясно предупредили немецкую сторону, что… вступление Федеративной Республики в Атлантический союз закроет в будущем пути решения германского вопроса», — сказал Хрущев Аденауэру в сентябре 1955 года в Москве), однако из Восточного Берлина с одобрения СССР такие предложения поступали («Воссоединение является теперь делом обоих германских государств»).