Почему исповедуются короли
Шрифт:
В глаза шотландца вернулся юморной огонек.
– Правда? В таком случае убийца Пельтана расчетливей, чем мне представлялось. Хотелось бы мне приписать себе столь хитроумный замысел, но, увы, заслуга не моя.
Себастьян наблюдал, как собеседник положил свой нож и потянулся за элем.
– Какова же настоящая причина вашей встречи с Пельтаном в минувший четверг?
Поджав губы и лукаво прищурившись, Килмартин покатал эль на языке. Но затем лишь покачал головой, словно хранимый им секрет был слишком занятен, чтобы им делиться.
* * * * * * * *
Себастьян
– Сэр, – развернувшись, подошел поздороваться виконт. – Не ожидал встретить вас в Лондоне.
Граф Прованский заулыбался, довольно надувая румяные щеки.
– Мария-Тереза пожелала на несколько дней приехать в город – сходить в театр, купить новую шляпку – что-то в этом роде. К тому же во вторник званый вечер у герцогини Клейборн. – Он изучающе посмотрел на Себастьяна, словно пытался поймать ускользающее воспоминание. – Она ведь приходится вам родственницей?
– Тетей.
Морщинка между бровей некоронованного короля разгладилась.
– О, так я и думал. Возможно, там мы увидимся снова.
– Возможно.
Людовик-Станислав разразился своим обычным, колыхающим огромный живот хохотом.
– А вы, похоже, не любитель подобных мероприятий? – Смех перешел в кашель. – В вашем возрасте это простительно.
– Правильно ли я понимаю, что вы остановились на Саут-Одли-стрит в доме вашего брата?
– Именно так, именно так. Все равно Артуа сейчас волочится за какой-то юбкой в Шотландии, а потому, даже если наш приезд ему не по нраву, он ничего не может с этим поделать, правда же?
Себастьян бросил взгляд на Амброза Лашапеля. Но придворный отвернулся, словно не доверяя своему умению сохранять невозмутимый вид.
– Я обнаружил нечто любопытное касательно убитого французского врача, – обронил виконт.
Граф Прованский округлил глаза в нарочитой пантомиме удивления.
– Да?
– Кажется, Дамион Пельтан приходится сыном доктору Филиппу-Жану Пельтану – тому самому, который лечил юного дофина в тюрьме Тампль.
– В самом деле? Какое удивительное… совпадение.
Себастьян всмотрелся в пухлое, самодовольное лицо Бурбона. Монарха – пусть даже некоронованного – не назовешь в открытую лжецом.
– Неужели вы не узнали фамилию?
– Нет, я, конечно же, заметил сходство их фамилий, – толстые щеки дрогнули. – Однако понятия не имел, что они… Сын, вы сказали? Вот так интрига.
– Удивительное совпадение.
– Да-да, разумеется, разумеется.
– А вы случайно не знаете, для чего Дамион Пельтан приехал в Лондон?
Граф Прованский ответил неожиданно жестким взглядом. «Нет, – подумалось Себастьяну, – каким бы приветливым ни было его лицо и каким бы добродушным ни казалось поведение, нельзя забывать, что этот человек – внук Людовика XV, выросший среди великолепия и интриг французского двора».
– Откуда я могу это знать? Не все располагают такой сетью информаторов и
Себастьян заметил, как Амброз Лашапель со вздохом прикусил щеку. Даже если сам Людовик-Станислав и не заметил своей оплошности, его придворный явно понимал: патрон сей момент невольно сознался, что осведомлен о том, зачем Пельтан находился в Лондоне, раз счел его достойным внимания лорда Джарвиса.
– Расскажите мне о вашем племяннике, юном дофине, – попросил Себастьян.
Резкая смена темы повергла стареющего Бурбона в замешательство.
– О моем племяннике? А что тут рассказывать? Он был славным мальчуганом, всего семи лет от роду и пышущим здоровьем, когда его бросили в тюрьму.
– Что с ним там случилось?
Граф Прованский вздохнул.
– Поначалу ничего особенного. В течение нескольких месяцев после казни отца Луи-Шарлю позволяли оставаться с матерью, сестрой и тетей. Но однажды пришли стражники и увели его. Судя по всему, революционеры приказали тюремщикам истребить в ребенке малейшие проявления так называемой «королевской гордыни». – Пухлое лицо мучительно сжалось. – С ним обращались… ужасно.
– Когда он умер?
– Восьмого июня 1795 года.
– И Филипп-Жан Пельтан произвел вскрытие тела?
– Да, он был одним из врачей.
– А участвовали и другие?
– По-моему, двое или трое. Хотя Пельтан был единственным, кто видел мальчика за пару дней до смерти, когда был вызван в тюрьму, чтобы лечить его.
– И Пельтан опознал в умершем своего пациента?
– Mon Dieu. – Обычно безмятежные черты царственного толстяка затопила сердитая краска. – Надеюсь, вы не считаете все эти смехотворные старые сказки правдивыми?
– Какие сказки?
– Будто вы не знаете! Что дофин не умер в Тампле, что его выкрали из тюрьмы, подменив телом какого-то другого несчастного мальчика!
Живучесть легенды о том, что сын Людовика XVI и Марии-Антуанетты на самом деле не погиб в заточении, представляла собой несомненный источник неловкости и досады для обоих его дядей и кузена, мечтавших когда-нибудь занять освободившийся трон. Себастьян промолчал, и граф Прованский добавил:
– Заклинаю вас всем святым, не говорите ни слова об этом моей племяннице. Вы не представляете, до какой степени подобные слухи расстраивают Марию-Терезу и сколько шарлатанов являлось к ней за эти годы, называясь именем ее давно потерянного брата. После одной из таких встреч она несколько дней болела.
Себастьян нахмурился.
– Так принцесса не видела брата после его смерти?
– Нет. Она и до смерти почти два года его не видела. Луи-Шарля вырвали из рук матери летом девяносто третьего. Они с Марией-Терезой больше так и не встретились.
– Странно, что революционеры не показали тело дофина сестре – хотя бы для того, чтобы рассеять любые сомнения в его участи раз и навсегда.
– Да уж, лучше бы показали, – буркнул граф Прованский, передвигая свой немалый вес в кресле. – Это избавило бы всех нас от множества хлопот.