Почерк судьбы
Шрифт:
Йонатан часто задавался вопросом, воспринимает ли вообще отец красоту окружающего мира? Чаще всего тот просто сидел в вольтеровском кресле в своей комнате и, закрыв глаза, слушал в наушниках произведения Бетховена, Вагнера и Баха.
При этом его окружало наследие былых времен. Представители дома престарелых в свое время провели настоящие изыскания в особняке издателя. Столяры сделали мебель в стиле бидермейер и поставили у окна старинный письменный стол, за которым Вольфганг Гриф больше не сидел, а также соорудили высокие полки и разместили
Вольфганг Гриф пользовался лишь креслом и кроватью. Йонатан постучал и вошел, но и после этого ему пришлось сначала привлечь к себе внимание отца. Всякий раз, глядя на то, как отец сидит, полностью погрузившись в музыку, Йонатан на миг испытывал сомнение: стоит ли вообще ему мешать? Вольфганг Гриф при этом выглядел спокойным и расслабленным, отрешившимся от мира. Не осталось и следа от человека, которого в былые времена некоторые сотрудники издательства называли за глаза не иначе как «деспот» или «сумасшедший патриарх».
Мужчина, который сидел в кресле с закрытыми глазами, был просто безобидным дедушкой, дрожащими пальцами разворачивающим золотистую хрустящую обертку карамельки для внука (пусть и несуществующего). Густые седые волосы резко выделялись на фоне темно-красной обивки. На отце были свитер с высоким воротом, вязаная кофта в клетку и бежевые вельветовые брюки. На ногах – темно-серые войлочные тапочки. Раньше, когда Вольфганг Гриф самостоятельно передвигался, рост у него был метр девяносто. Сейчас он немного усох, да к тому же сидел в кресле, отчего трудно было предположить, что старик некогда был выше почти всех своих сверстников.
Он был все таким же стройным, как и в молодые годы, и вообще, для своих семидесяти трех старик выглядел не таким уж и дряхлым.
Йонатан ощутил, как в душе зарождается печаль. А каким он сам будет, когда ему перевалит за семьдесят? Неужели и ему выпадут страдания из-за помрачения рассудка и сам он окажется в подобном учреждении? И его лишь иногда будут навещать сын да кто-нибудь вроде Ренаты Круг, которая все еще была верна бывшему шефу.
Нет, правда была еще более удручающей: пока все шло к тому, что Йонатана в старости не будет навещать даже сын. Или дочь. Или кто-то вроде Ренаты Круг.
Вдруг он отчетливо осознал весь смысл существования Дафны у Хелены Фаренкрог. Опасаясь совсем погрязнуть в мрачных бесполезных мыслях, Йонатан тихо произнес:
– Привет, папа! – и поторопился похлопать Вольфганга Грифа по плечу.
Отец открыл глаза. Они были ясными, серо-голубыми, как у Йонатана. По ним нельзя было понять, даже приблизительно, насколько плохо его состояние.
На какую-то долю секунды Йонатану показалось, что он вернулся в детство. Как же он боялся тогда неумолимого отцовского взгляда и чувствовал, что эти глаза будто просвечивают его насквозь, до самых потаенных
– Кто вы такой? – удивленно спросил Вольфганг Гриф, снимая наушники.
Из динамиков едва слышно доносились звуки «Арии» Баха [19] . Наушники отец держал в руках, покрытых пигментными пятнами. Внезапно воспоминание о строгом отце с грозным выражением лица лопнуло, словно мыльный пузырь.
– Это я, Йонатан, – ответил он, придвинул стул и сел. – Твой сын.
– Это я знаю! – угрюмо буркнул отец, будто сам только что не задавал вопрос.
– Ну, тогда хорошо.
19
Вторая часть 3-й оркестровой сюиты (BWV 1068).
– И что тебе здесь нужно?
– Решил навестить тебя.
– Мне принесут наконец-то обед? – Старик нахмурился. – Надеюсь, это не будет каша-размазня, как вчера! Тогда сами ее и ешьте!
– Нет, папа, – покачал головой Йонатан, – я не приношу тебе еду. Да и обед уже давно прошел. Я – твой сын и просто хочу тебя видеть.
– Вы новый врач? – Вольфганг Гриф взглянул теперь на него с недоверием.
Йонатан вновь покачал головой:
– Нет, я твой сын. Йонатан.
– Мой сын?
– Да.
– У меня нет никакого сына.
– Нет, папа, у тебя есть сын.
Отец отвернулся и стал смотреть в окно на Эльбу. Он сидел некоторое время молча, погрузившись в свои мысли, и жевал нижнюю губу. Потом старик снова повернулся к Йонатану:
– Вы новый врач?
– Нет, – повторил Йонатан. – Я твой сын.
– Мой сын? – Теперь в голосе Вольфганга Грифа слышалась растерянность. Спустя несколько секунд он глуповато улыбнулся: – Да, конечно, мой сын! – Он похлопал Йонатана по руке.
– Именно так. – Йонатан с облегчением вздохнул и тоже похлопал отца по руке, хотя ему это и казалось странным. – И я хотел тебя навестить. Сегодня второе января, начался новый год. Просто хотел узнать, все ли у тебя хорошо.
Теперь вдруг на лице отца отразилось удивление, которое спустя секунду сменилось ужасом.
– Что? – сердито вскрикнул он, и Йонатан испуганно вздрогнул. – Новый год?
Старик попытался встать с кресла.
– Сиди-сиди, – сказал Йонатан, осторожно придерживая его за плечи.
– Но мне нужно идти! – воскликнул тот, сопротивляясь с удивительной силой.
– Куда же ты пойдешь? – Йонатан с трудом удерживал старика в кресле.
– В издательство, конечно! Там же все меня уже ждут!
Он снова попытался встать.
– Нет, папа, – произнес Йонатан, – там все хорошо, не переживай.
– Что за ерунда! – вскричал Вольфганг Гриф. – Я не там, где должен быть, как же может быть все хорошо?
– Я только что из издательства, – объяснял Йонатан как можно спокойнее. – У Ренаты Круг и Маркуса Боде все под контролем.