Под чужим именем
Шрифт:
— Но у нас могло бы быть большее, — запротестовала она, закрывая глаза и чувствуя, как его губы спускаются вниз по ее шее.
— Да, больше ссор, больше лжи. Но я не хочу этого.
— Ты обещал мне четыре дня. Осталось еще два. Дай мне их, пожалуйста…
— Нет.
— Но ведь завтра вечером будет Бал аметиста и льда. Это благотворительное событие, и было бы странно, если бы рядом с тобой не было меня.
— Было бы намного хуже весь вечер изображать, что у нас все хорошо.
Ханна вздрогнула. Зейл отпустил ее,
— Мне очень жаль, что я поступаю жестоко, но, Эммелина, мы оба знаем, что ты мне не подходишь.
Она поняла — эту битву ей не выиграть. Зейл всерьез намеревался отправить ее домой. А может быть, так будет лучше для них обоих — она уедет утром, и Зейл так и не узнает, что с ним была не Эммелина, а Ханна. Так и не узнает о том, что был обманут.
Он повернулся к ней спиной и посмотрел через балюстраду на огни города:
— Я устал. Устал говорить. Устал спорить. Устал спасать наши отношения.
— Я понимаю.
— Завтра утром я позвоню твоему отцу и скажу, что мы оба поняли, что не сошлись характерами, и решили расстаться.
— Хорошо.
Он посмотрел на нее через плечо:
— Лучше отменить свадьбу сейчас, чем в последнюю минуту.
— Согласна.
Он опустил голову и закрыл глаза, впиваясь пальцами в каменную стену:
— Тогда почему же так тяжело на душе?
К горлу Ханны подступил ком, а глаза защипало от слез.
— Потому что, несмотря на несходство характеров, у нас были сильные чувства друг к другу.
Он тяжело вздохнул:
— Мне очень жаль.
Она подошла к нему, обняла его за талию и прижалась щекой к его спине:
— Это я виновата. Ты меня прости.
— Уже поздно. Пора идти спать. Очень скоро наступит утро.
— Можно мне лечь спать с тобой?
— Не напрашивайся на неприятности.
Зейл был сильным и твердым, как техасские мужчины, которых она знала в юности, — мужчины, для которых понятия чести и порядочности не были пустыми словами.
— Я не доставлю тебе неприятностей, — прошептала она. — Я просто хочу быть рядом с тобой в нашу последнюю ночь.
— Я не изменю своего решения, Эммелина. Утром ты должна уехать.
— Я уеду.
Он так долго молчал, что она подумала, он откажет ей, но вместо этого он поднес ее руку к губам и поцеловал ее ладонь:
— Тогда мы проведем последнюю ночь вместе и попрощаемся утром.
Они занимались любовью на его большой кровати, под парчовым пологом. Зейл любил ее медленно, сдерживая свой оргазм до тех пор, пока она не достигала пика — один раз, затем другой. В каждой их ласке, в каждом поцелуе была особенная сладость, щемящая нежность. Закрыв глаза, Ханна наслаждалась прикосновением его сильного тела, теплом и мягкостью его кожи.
Она любила его — а он никогда не узнает об этом.
— Прости меня, Зейл, — одними губами прошептала она, целуя его грудь — как раз то место, под которым находилось его сердце. — Прости
Зейл не спал, хотя и был совершенно изнурен. Его ум был беспокоен, а грудь болела.
Неопределенность пугала его — для него она была сродни хаосу. А он всегда стремился держать все под контролем. Потому что в те редкие случаи, когда он ослаблял контроль, случались ужасные, трагические события.
Лейкемия Стефана. Гибель родителей. Приступы Тинни.
Контроль был самой важной вещью на свете. Именно поэтому он добился успеха в спорте. Он был талантлив, но лишь усердие, дисциплина и самопожертвование привели его к славе.
Усилия вознаграждались, а самопожертвование давало душевный покой. Это было просто как дважды два. Но с Эммелиной все было иначе. Его чувства к ней были необузданными, стихийными. С ней он едва сохранял самообладание — ему хотелось схватить ее за волосы, затащить к себе в пещеру, как первобытный человек, и запереть ее там, чтобы она принадлежала лишь ему одному. Может, тогда он был бы спокоен.
Вдруг она вздохнула, пробормотала что-то во сне и крепко прижалась к его груди. Он почувствовал жесточайшую боль. Как он мог любить ее? Как он может до сих пор сжимать ее в объятиях?
Глава 13
Проснувшись, Ханна поняла, что она одна. Простыни рядом с ней были холодными. Она перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку. Наступило утро. Зейл ушел, а она скоро уедет из дворца. При мысли о прощании с Зейлом ее сердце заболело. Как они попрощаются? Зейл придет к ней в комнату? Встретится с ней у двери? Или вообще не захочет видеться с ней и ничего ей не скажет?
Как только Ханна вышла из душа, в ее дверь постучала леди Андреа, чтобы обсудить планы на день.
— Сегодня будет бал, и вам предстоит весьма насыщенный день, — сказала она, заглядывая в календарь. — Утром вы будете пить кофе в офисе его величества, а затем отправитесь на примерку к месье Пьеру, который прилетел сегодня утром и привез платье, которое вы наденете на Бал аметиста и льда.
Так вот оно что, ошеломленно подумала Ханна. Он вызывает ее в офис, чтобы сказать ей пару слов, а затем указать на дверь. Как царственно! Как профессионально!
— Спасибо, — ответила она. — Скоро буду готова.
— Я не имею права ничего рассказывать, — произнесла леди Андреа, понизив голос, — но декорации бала просто потрясающие. Зал превратят в зимнюю сказку с ледяными скульптурами от пола до потолка.
Ханна не думала о бале — все равно ее там не будет. Она думала о Зейле. В минуту прощания она должна оставаться спокойной и невозмутимой.
Через двадцать минут она сидела в личном кабинете Зейла с чашкой кофе. Он расположился напротив нее и молчал. С тех пор как она пришла, он почти ничего не говорил и даже не притронулся к кофе.