Под чужим солнцем

Шибек Фрида

– Да, конечно, – я кивнула. – Прекрасно.

В школе мне спели песенку в честь дня рождения, в остальном я была, как обычно, невидимкой. Несмотря на пронизывающий ледяной ветер, я вместе с другими вышла на улицу и еще в коридоре увидела, что Джексон вместе с каким-то парнем направляются в сторону школы. У обоих поверх бейсболок были натянуты капюшоны, руки были засунуты глубоко в карманы. Дани встретил их у забора. Он теперь выглядел так же, как и они, носил такую же толстовку с капюшоном и черные штаны с белыми лампасами. Джексон

протянул руку сквозь прутья решетки, они поздоровались, поговорили несколько минут, а потом разошлись. Дани вернулся в школу. Меня очень беспокоило, что он подружился с таким типом, как Джексон, но ничего поделать с этим я была не в силах. Он бы все равно меня не послушал.

Когда я вернулась домой, на моей кровати стоял коричневый бумажный пакет. Я открыла его, и мое сердце подпрыгнуло от вида черных ботинок, о которых я так долго мечтала. Я не могла поверить своим глазам, я вытащила ботинки, ощупывая пальцами черную гладкую кожу, чувствуя, как ходит оранжево-желтая молния. Я бросилась к папе, сидящему у телевизора.

– Спасибо! Спасибо огромное! – кричала я, прижимая к груди ботинки.

Он непонимающе смотрел на меня.

– За ботинки! – уточнила я.

– Это от меня, – услышала я голос Дани. Он стоял в коридоре и кивал мне. – Размер подошел?

Я смотрела на него, не зная, что и сказать. Наконец я взяла себя в руки.

– Спасибо, но откуда у тебя деньги?

– Я нашел работу, – сказал он и улыбнулся.

Кресло скрипнуло, когда папа встал.

– Какие красивые, – сказал он. – Ты купил их для Лидии?

– Да.

– Но они ведь стоят больше тысячи! – удивилась я.

– Откуда у тебя столько денег? – спросил папа.

– Какое это имеет значение? – сказал Дани, пожимая плечами.

Папа помрачнел и шагнул вперед.

– Ты их украл?

– Отстань!

– Отвечай! – зарычал папа, его голос стал совсем другим. – Ты украл эти ботинки?

Дани не отреагировал, и папа дал ему пощечину. Звук встретившейся со щекой ладони отразился от стен, и на мгновение стало совсем тихо. Секунды медленно текли друг за другом, вязкие, словно сахарный сироп. Потом папа начал раскачиваться из стороны в сторону, перебирать пальцы на руках и бормотать:

– Мои дети не будут красть!

Дани рефлекторно замахнулся, чтобы ударить в ответ, но сдержался. Вместо этого он достал из кармана мятый чек и бросил его на пол.

– На, подавись! – сказал он и вышел из квартиры.

Я подняла чек и увидела, что он из обувного магазина в «Мобилии».

Медленно, на ощупь, словно слепое животное, папа вернулся в кресло в гостиной и рухнул в него, закрыв лицо руками. Я не знала, плачет ли он, слышалось лишь слабое поскуливание.

– Мои дети не будут красть! – повторял он до тех пор, пока его голос не заглушил звук работающего телевизора.

Я поставила ботинки на пол и посмотрела на чек. Мне было так страшно, что я едва могла дышать. Дани заплатил за ботинки

наличными, и отчасти я была очень тронута тем, что он сделал это ради меня. Что он посмотрел на мой размер обуви, сходил в торговый центр «Мобилия» и купил именно то, о чем я мечтала. И все же мне бы хотелось, чтобы этого не было. Не нужно было ничего говорить, не нужно было ничего хотеть. Потому что единственное, о чем я тогда могла думать, единственное, что занимало мои мысли, – тысяча двести крон. На что же пришлось пойти Дани, чтобы раздобыть такие деньги?

Глава 8

Я иду на север мимо кладбища Святого Павла, мимо предприятий, окруженных забором с колючей проволокой. Прохожу пустынные парковки, беспорядочно понатыканные бетонные здания с наглухо забитыми окнами, самодельную площадку для скейтборда из сломанных досок и старых автомобильных шин. Сложно представить себе, что всего в паре километров отсюда совсем другой Мальмё: виллы с видом на море и бассейнами с морской водой, магазины модных дизайнеров и эксклюзивных ювелиров, роскошные рестораны и новостройки с квартирами ценой в несколько миллионов крон.

По дороге я встречаю женщину в цветастой одежде и панаме, она везет дребезжащую магазинную тележку, набитую каким-то хламом. Одно из колес тележки вращается в другую сторону и издает высокий пронзительный скрип. Под мышкой она зажимает пожелтевший вентилятор, провод от которого волочится по земле. От нее так ужасно пахнет, что мне приходится отвернуться.

Тот факт, что Джексон живет здесь, меня настораживает. Еще десять лет назад он был без тормозов, и я всегда представляла себе, что он сядет в тюрьму на пожизненный срок. Но на табличке с именами жильцов желтого восьмиэтажного дома действительно написано его имя.

Я поднимаюсь по лестнице, чувствуя, как колотится сердце. Возможно, это бредовая идея, но другого варианта у меня просто нет. Если Дани влип во что-то, вероятность того, что в этом замешан Джексон, очень велика.

Снаружи квартира похожа на все остальные. Внутри слышатся глубокие стучащие басы. Я собираюсь с силами и звоню в дверь. На другой стороне лестничной клетки открывается дверь, и оттуда выглядывает парень со светлыми волосами до плеч и голым торсом. Видно, что он только что проснулся.

– Его нет дома.

– Я слышу музыку, – говорю я и звоню еще раз.

Парень закатывает глаза и закрывает дверь. Я решаю постучать, и наконец за дверью что-то происходит. Поворачивается замок, дверь открывается, но цепочка остается накинутой. Тому, кто открыл мне дверь, на вид не больше пятнадцати, я думаю, что ему следовало бы сейчас быть в школе.

– Что надо?

– Я ищу Джексона.

Доносящаяся из квартиры музыка заглушает мои слова. Парень качает головой и гримасничает. Блестящий красный шрам идет от уголка рта до внешнего края глаза, тяжелые веки не вяжутся с его детским лицом.