Под кожей
Шрифт:
Вернув плед в гардероб, я прохожу мимо банкетного зала, из которого гремит музыка. Пройдя в пустой бар, забираюсь на высокий стул и пытаюсь унять колотящую тело дрожь. Тру друг о друга ладони, пока бармен интересуется:
– Чего хотите?
– Чего-нибудь покрепче, – отвечаю ему.
– Текила?
Я не уверена, но все же качаю головой, изображая «да».
Он выставляет передо мной шот и чашку с какой-то красной жижей. Подняв глаза, спрашиваю:
– А это что?
– В Мексике текилу лаймом не закусывают, – поясняет бармен. –
Выдохнув, я опрокидываю в себя и то и другое. Это и правда ядреная кисло-сладкая смесь. Закашлявшись, машу рукой, запрещая мне повторять.
– А я тебя искала, – на плечо опускается ладонь Лиды, именинницы.
Слезы на моих глазах – результат пожара в желудке, но, смаргивая их, я в этом не уверена. Возможно, эта мексиканская бурда растревожила застрявший в горле ком.
Когда все же поворачиваю голову, вижу, что Лидия пришла не одна, а в компании двух мужчин. Один из них мне отлично знаком – это ее муж, Борис Галицкий, а второго вижу впервые.
Мужчина бросает на меня медленный расслабленный взгляд, как настоящий пресыщенный женским вниманием козел. Ему позволительно – он спортивный, хоть и среднего роста. Тусклый свет в баре не дает разглядеть цвет глаз, но они первое, что притягивает на его лице взгляд. Слишком светлые для таких густых черных ресниц и не менее густых каштановых волос. Белая рубашка оттеняет его прекрасные гены идеально.
– Мы тоже хотим чего-нибудь покрепче, – хлопает Лида ладонью по барной стойке. – Что это такое? Сделай мне то же самое, – просит она бармена.
Посмотрев на брюнета, добавляет:
– Это моя подруга, Карина. Карина Балашова. А это Денис Алиев…
Мой взгляд снова возвращается к лицу мужчины, и не для того, чтобы пересчитать его ресницы. Всматриваясь в черты красивого лица, вижу, как его собственный взгляд стал чуть пристальнее, хотя на губах все та же расслабленная ухмылка. Но даже она не может скрыть тот легкий прищур, с которым на этот раз он осматривает меня с ног до головы.
Именно поэтому делаю вывод, что совпадений быть не может.
«Этот дагестанский ублюдок», – именно в таком контексте в последние два года мне приходилось слышать имя Дениса Алиева. Прокурора, который вцепился в бизнес Балашова как питбуль, и выйти из этой схватки без потерь моему мужу не удалось. А вот прокурор Алиев обеспечил себе новые звезды на погонах.
Я никогда не видела его раньше, но именно этому человеку обязана тем самым кризисом, который изрубил на куски нашу с Балашовым семью. Бесконечные суды, адвокаты. Это был сложный для него период.
Возможно, я должна сказать этому человеку гребаное «спасибо», ведь именно в трудностях познается семья, но, когда он протягивает мне ладонь со словами «привет», я бросаю на нее кислый взгляд и спускаюсь со стула.
Игнорируя повисшую в воздухе руку, забираю с барной стойки сумочку и обращаюсь к Лидии:
– Пойду проветрюсь.
Глава 2
О
Друзья, знакомые, родные…
Наш развод ни при каких обстоятельствах не будет обычным, прежде всего потому, что мы к нему не готовились, а это значит, что нас ждет раздел имущества.
Думать об этом – значит, снова оценивать свою роль в его жизни. Или то, во сколько ее оценивает он. Это Балашов продемонстрировал достаточно четко, когда начал трахать двадцатилетнюю студентку.
Мне ничего от него не нужно. Ничего, кроме алиментов, которые положены Сабине. Я не умру с голоду, мой бизнес, хоть и крошечный, приносит стабильный доход. Это сеть из трех кофеен, пусть они и плевок под ногами Балашова. Он подарил мне помещения к рождению дочери, так что я избавлена от аренды.
Я не знала, как объяснить дочке наш с ней переезд, поэтому отправила ее погостить у бабушки с дедушкой, пока сама пыталась обустроиться в квартире, где не было ничего, кроме бытовой техники и кое-какой мебели.
Ни ее игрушек, ни живущих по соседству друзей, ни ее отца, которого она так сильно любит. Любовь у них взаимная. Глубокая. Глубокая связь, словно они половинки целого.
Мне пришлось отправить ее к родителям Балашова, потому что мои уехали на отдых.
Утром я потрошу один из двух чемоданов, которые привезла сюда с собой. Собрать больше вещей я была не в состоянии. Я так хотела сбежать, что даже не закрыла за собой ворота. Мне давно пора отправиться в наш с Балашовым дом снова и организовать нормальные сборы, но я не решаюсь…
По все той же ненавистной причине – мои сомнения. И страх того, что, как только переступлю тот порог снова, мне захочется сделать вид, что ничего не было. Ведь мой муж всегда выполнял свою главную, заложенную в него чертовой природой масштабную роль – обеспечивал нам с дочерью чувство безопасности и надежности.
Оно было таким железобетонным, что порой мне было плевать, любит меня муж или нет. Он был рядом. И он был нашей опорой. Уверенностью в завтрашнем дне.
Разложив на умывальнике косметику, я зло стираю стоящие в глазах слезы.
Я эгоистка, раз не могу думать ни о чем, кроме своей обиды. Ни о благополучии дочери, ни о благополучии семьи, которую, возможно, еще можно спасти…
Только о своей обиде. И о том, как неприступно Балашов выглядел, даже застигнутый в самом дерьмовом положении из возможных…
Помимо него, у меня был только один мужчина, но Балашов почти во всех смыслах в моей жизни первый и единственный. Я не разбираюсь в мужчинах. Самые главные в моей жизни отношения начались в доме родителей, где нас с Вадимом познакомили. Я оглянуться не успела, как поменяла паспорт. Через год после знакомства я уже носила его фамилию.