Под кожей
Шрифт:
Секунду я изучаю лежащую на столе салфетку, которую сложили в идеальный треугольник и хорошенько «проутюжили» пальцами края. Вторая просто смята, и у меня нет сомнений в том, что именно проглаженная – дело мужских рук.
Глупо медлю, прежде чем до нее дотронуться.
Протянув руку, замечаю на стуле маленький черный зонт и слышу, как снова звенит дверной колокольчик.
Глава 4
Он заходит в дверь, когда я оборачиваюсь.
Злосчастный зонт
Алиев оценивает ситуацию, обведя меня быстрым взглядом. Двигается размашистыми резкими шагами, и на его лице под всей этой щетиной проблеск ироничного удивления.
Подойдя, он кивает на мою руку и сообщает:
– Это мой.
– Пожалуйста, – протягиваю ему зонт.
– Спасибо.
Он забирает, слегка задев мои пальцы своими. Я складываю руки на груди, изобразив дежурную улыбку. Она – жирный намек на прощание, но Алиев не двигается с места. Я оцениваю это с запозданием, потому что сейчас, в разгар дня, пусть липкого и промозглого, вижу, что глаза у него зеленые с легкой примесью карего.
На секунду это открытие поглощает мое внимание. Когда возвращаюсь в реальность, понимаю, что он молча рассматривает меня в ответ.
Снова.
Это слишком. Слишком, потому что неприлично. Бесцеремонно, если хотите.
Он прекрасно знает о моем семейном положении, не сомневаюсь. Знает о том, кто мой супруг. Понял это еще вчера, в баре. Тем более что у нас, как выяснилось, есть общие знакомые…
Когда молчание между нами начинает звенеть, Алиев произносит:
– Мы, кажется, встречались.
– Не помню такого.
Моя откровенная ложь вызывает у него легкую усмешку.
– А я помню. Карина?
Его взгляд вскользь касается пальцев моей правой руки. Я сжимаю их и прячу кулак под мышкой. Сняла обручальное кольцо задолго до того, как моя семейная жизнь потерпела кораблекрушение. Сняла однажды и все время забывала снова надеть. Мне плевать, какие выводы сделал этот человек и сделал ли вообще, решаю, что ломать комедию – это не то, чего мне хочется.
– Знаете, – говорю, – раз уж на то пошло…
– Что именно?
– Обстоятельства.
– Какие?
– Все.
– Ёмко, – кивает он.
– Я в этом месте имею власть.
Он поднимает вверх черные изогнутые брови.
– Властью лучше не злоупотреблять, – сообщает Алиев.
– Вам ли не знать.
– Считаете, я злоупотребляю?
– Мне все равно. Даже если вы сто раз правы, я всегда буду на стороне своей семьи.
– Это ваше право.
– Так вот, – ставлю жирную точку. – Это моя кофейня. И вам сюда вход воспрещен. Считайте, вы в черном списке. Вам здесь не рады. Появитесь еще раз – я сама сделаю вам кофе. И вам его лучше не пить, потому что чашку я обязательно
Я злоупотребляю властью впервые в жизни, но делаю это с удовольствием. Особенно когда вижу, что прокурор Алиев на секунду лишается дара речи. Вижу зеленые всполохи в его глазах, когда он наконец-то произносит:
– Давно меня так не имели.
Кусаю изнутри щеку.
Я уверена, «Елки» – это первая и, возможно, единственная кофейня, из которой его когда-либо выгонят, но, каким бы абсурдным ни был мой мораторий, с ним придется считаться.
– Подайте в суд, если хотите. Или начните прокурорскую проверку.
– Обойдемся без этого.
– Как угодно. А теперь уходите, – указываю подбородком на дверь. – Всего хорошего.
Обернувшись, он бросает взгляд на дверь. Возвращает его ко мне, окутывая зеленью своих необычных глаз. Они все еще горят, и моя кожа снова чешется.
Алиев осматривает помещение, полы, потолки. Нервирует меня, предпочитая молчать. Его губы сложились в легкую ухмылку, тело расслаблено. Обведя мое лицо медленным взглядом, он плавно разворачивается и направляется к выходу. Не оглядываясь.
Продолжая кусать щеку, я наблюдаю за его движениями.
За разворотом плеч и тем, как они натягивают ткань черного бомбера.
Растревожив колокольчики, Денис Алиев выходит за дверь. Я снова начинаю дышать, только когда она хлопает. Не двигаюсь с места еще минуту, продолжая смотреть на эту чертову дверь. В неменьшем трансе возвращаюсь за свой стол, и в моей голове пусто, как никогда.
Я наконец-то пускаю на лицо улыбку. Тру висок и улыбаюсь монитору ноутбука, обеими ногами увязнув в своем трансе.
Черт.
Даже через час выбросить из головы ситуацию не выходит, но с этим отлично помогает моя сестра. Когда она заходит в кофейню, мой транс развеивается как по щелчку. Реальность со всеми ее углами врезается в меня на полной скорости, заставляя вспомнить, почему я так не хотела этой встречи.
Кире двадцать один, и она готовится к свадьбе. Замужество – это слепая цель ее жизни, и я не уверена, что она отдает себе хоть какой-то отчет в том, что такое брак.
Или измена. С подкатившей к горлу горечью я думаю о том, что сделала бы все, лишь бы уберечь ее от такого урока судьбы.
Жених старше ее на восемь лет. Это бизнесмен, с которым она познакомилась через друзей. Эгоизм и прочие фокусы моей сестры он воспринимает с философским спокойствием. Он в состоянии оплатить любой ее каприз, даже самый дурной.
Мы похожи, но только внешне. Такой инфантильной я не была даже в двадцать. Может, потому что меня как старшую баловали гораздо меньше.
Кира одета в густой аромат своих духов и костюм-тройку с брюками в пол. Упав в кресло напротив, она машет Ильдару и требует: