ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы
Шрифт:
Новая обстановка — ожидаемый скорый приход красных и значительное ослабление оккупационного режима — ставили перед нами, т. е. перед группой и всем, что к ней примыкало, совершенно новые задачи. Что нужно успеть сделать до прихода большевиков? Как наилучшим образом использовать немецкую слабость? — вот вопросы, которые стали тогда перед каждым из нас во весь рост.
Однако разрешением этих вопросов Группа занималась уже не одними только своими силами, а совместно с представителями Национально-Трудового Союза (солидаристы) и представителями Русской Освободительной Армии (власовцы) [129] . Поэтому, прежде чем продолжать дальше повествование, здесь придется сначала довольно подробно остановиться на нашем знакомстве и сотрудничестве с обеими вышеуказанными организациями.
129
От политических способов ведения войны против СССР высшая номенклатура нацистской партии отказалась еще до нападения на Советский Союз. Было бы ошибочно полагать, что власовцам была предоставлена ограниченная свобода действий и в 1943–1944. После патриотических выступлений А. А. Власова на оккупированных территориях (январь-апрель 1943) 17 апреля генерал-фельдмаршал В. Кейтель отдал приказ о заключении Власова в лагерь военнопленных, а в случае рецидивов потребовал его «передать тайной полиции и обезвредить». 1 июля Кейтель сообщил, что «развертывание власовской освободительной армии сведено к масштабам, предусмотренным фюрером» на совещании 8 июня 1943, а «великорусская идея Власова отменена». Санкцию на создание КОНР и собственной армии А. А. Власов получил лишь 16 сентября 1944.
Термин «Русская Освободительная Армия» начинает широко использоваться в пропаганде, вероятно, после известного приказа начальника Генерального штаба ОКХ генерал-полковника К. Цейтцлера № 5000/43 от 29 апреля 1943, в котором указывалось, что все русские добровольцы Вермахта в совокупности образуют РОА, которой как оперативного объединения в тот момент не существовало. В конце 1943 — начале 1944 в распыленных русских подразделениях и частях, не считая казачьих формирований и добровольных помощников («хиви»), служило, по разным оценкам, от 75 до 100 тыс. человек, строго подчинявшихся немецкому командованию. До осени 1944 «власовцами» с большим или меньшим основанием себя могли называть лишь курсанты и выпускники Дабендорфской школы пропагандистов РОА (Ostpro-pagandaabteilung zur besonderen Verwendung; полевая почта № 28 264), через которую в 1943–1945 прошли от 4,5 до 5 тыс. человек. Из них от 40 до 50 были приняты в НТС. Именно выпускники Дабендорфа в силу служебной специфики располагали возможностями для разъездов в прифронтовой полосе и могли беспрепятственно посещать Полоцк. О значении Дабендорфской школы в 1943–1944 для развития Власовского движения см. нашу статью: К истории Дабендорфской школы РОА // Александров К. М. Русские солдаты Вермахта. М., 2005. С. 142–168.
О Национально-Трудовом Союзе Нового Поколения, как его тогда называли, мы узнали впервые ранней весной 1943 года. Одно временно прикомандированное в город духовное лицо доставило к нам из Польши различную «союзную» литературу. Мы сейчас же, конечно, занялись ее жадным изучением и в общем одобрили. Более личное знакомство с другим представителем Нац[ионально-]Труд[ового] Союза состоялось несколько позднее, уже в середине лета того же года. Этот во всех отношениях интересный для нас русский человек с типично немецкой фамилией [130]
130
Этим членом Совета НТС был Р. Н. Редлих. Редлих Роман Николаевич (12 ноября 1911, Москва — 20 августа 2005, Франкфурт-на-Майне) — общественно-политический деятель, публицист, философ, педагог. Последний прижизненный ученик профессора И. А. Ильина. Родился в обрусевшей дворянской семье выходцев из Германии. Прадед Ф. Ф. Редлих выслужил дворянство за отличия в войне против Наполеона в 1813–1814, сражаясь в рядах Ганзейского легиона. Дед А. Ф. Редлих — главный хирург московской Старо-Екатерининской больницы, создатель системы реабилитации пациентов, открывший первые в Москве водолечебницу и клинику лечебной гимнастики (1864). О гимнастическом обществе А. Ф. Редлиха писали В. А. Гиляровский и А. П. Чехов. Отец Н. А. Редлих — московский предприниматель, создатель первого в Москве промышленного производства (закрыто большевиками в 1928) лимонада, столовых, фруктовых и лечебных вод; отбывал срок на Беломорканале (1929–1932). В 1929 окончил среднюю школу, но в вуз поступить не смог из-за социального происхождения. Работал слесарем на железной дороге, затем младшим научным сотрудником в Государственном институте психологии, педологии и психотехники. Учился в школе-студии при Камерном театре А. Таирова. Благодаря тому, что дед по матери сохранил часть капитала в Эстонской республике и смог заплатить 5 тыс. рублей золотом за заграничный паспорт, в конце 1932 семья выехала из СССР за границу. До конца жизни оставался лицом без гражданства. В эмиграции в Берлине (с 1933).
Слушал лекции Б. П. Вышеславцева, И. А. Ильина и C. Л. Франка, последнего всю жизнь считал наиболее крупным русским философом. Участвовал в философских семинарах. Окончил отделение классической археологии Берлинского университета (1940) и защитил диссертацию о сюжетах амазономахии на римских саркофагах у профессора Г. Роденвальдта. Доктор философии. Член НТСНП с 1940. В 1942–1943 занимался пропагандистской деятельностью среди советских военнопленных (лагеря Вустрау и Циттенхорст министерства по делам восточных территорий). Бессменный член Совета НТС (1943–2001). В 1943–1944 — на оккупированных территориях. Занимался созданием ячеек и групп НТС в средней полосе России и в Белоруссии. В январе — июне 1944 — в чине капитана переводчик Б. В. Каминского, командира антипартизанской бригады в составе сил безопасности высшего руководителя СС и полиции на территории генерального комиссариата «Белоруссия» СС группенфюрера, генерал-лейтенанта полиции и войск СС К. фон Готтберга (районы Лепель и Дятлово). С июля 1944 — в розыске Гестапо по обвинению в принадлежности к нелегальной организации НТС. Скрывался в Северной Италии.
После капитуляции Германии через Австрию попытался пробраться на Юг Германии, но был арестован на зональной границе англичанами и четыре месяца просидел в тюрьме. Затем работал в центре НТС, жил в ФРГ Идеолог российского солидаризма, последователь философских взглядов С. Л. Франка и Н. О. Лосского. В 1947–1955 возглавлял группу Института по изучению СССР, автор публикаций по аналитике сталинщины и советского общества. Совместно с А. Г. Авторхановым разрабатывал для радиостанции «Освобождение» концепцию вещания на СССР в первую очередь для русского народа, которая позднее была отвергнута руководством радиостанции в Мюнхене и заменена концепцией вещания для советских людей и национальных меньшинств СССР. В 1955–1958 — организатор и руководитель радиовещания на СССР на Дальнем Востоке (Тайвань, Манила, Сеул). На рубеже 1950-1960-х— политический советник правительства Южного Вьетнама. Автор трудов «Сталинщина как духовный феномен» (1971), «Советское общество» (1972), «Солидарность и свобода» (1984), романа «Предатель» (ФРГ — 1981; РФ — 1991; 1992) — пронзительного философского повествования о судьбе человека, оказавшегося в тисках сталинской и нацистской диктатуры. Вице-редактор газеты «Русская мысль» (Париж, 1968–1972), соредактор журнала «Грани» (Франкфурт-на-Майне, 1982–1983). Постоянный эксперт по вопросам стратегии политической деятельности НТС. Еще в 1970-е сформулировал теорию о том, что организатором ликвидации власти КПСС в СССР выступит секретарь провинциального обкома партии. Автор более пятисот общественно-политических, философских и публицистических статей. Перевел с немецкого книгу экономиста Л. Эрхарда «Благосостояние для всех» (1957) и труд философа О. фон Нелль Бренинга «Построение общества» (1987). Участвовал в Конгрессе соотечественников в Москве (август 1991) и защите Белого дома (19–21 августа). В 1992–1998 жил в Москве, преподавал историю русской философии в Новом гуманитарном университете, читал лекции в Смоленской духовной семинарии. Автор курса по истории русской философской мысли (1995–1996). После 1998 по состоянию здоровья вернулся в ФРГ, но продолжал приезжать на родину до последних лет. Похоронен 25 августа 2005 на русском кладбище в Висбадене.
Началась взаимная прощупка. Приезжий «немец», к нашему крайнему удивлению, говорил по-русски [так], как может говорить только прирожденный москвич. Неосторожно сказанная в фельдкомендатуре фраза о нас до крайности упрощала все дело. Не больше чем через час мы стали друзьями. Наш новый знакомец, и ныне еще благополучно здравствующий в эмиграции, оказался одним из старших, руководящих членов НТС… С той поры «союзники» всех рангов зачастили в Полоцк и всегда останавливались уже прямо у нас [131] . Они знакомились с нашей группой, читали доклады на наших собраниях и вели длинные частные беседы на политические темы. Через некоторое время руководство НТС не только одобрило, но и высоко оценило нашу самостоятельную национальную работу. Двери Союза были для нас широко открыты. Желая координировать свои скромные местные усилия с более старой, широко разбросавшей свою сеть боевой организацией, мы, т. е. я и еще несколько ведущих членов группы, осенью 1943 года вступили в Национально-Трудовой Союз.
131
Среди известных нам членов НТС, приезжавших в Полоцк, мы можем назвать В. И. Алексеева и П. Д. Пономарёва.
Этот последний свел нас вскоре с чинами так наз[ываемой] Русской Освободительной Армии, или РОА. Неизвестными нам тогда путями он направлял этих людей в Полоцк, видя взаимную пользу в нашем с ними постоянном общении и сотрудничестве. Приезжие чины РОА, как правило, были членами НТС. Они посещали лагеря военнопленных, хотели организовать запись добровольцев из гражданского населения и поддерживали связь с немногочисленными русскими воинскими частями, сражавшимися уже тогда на Восточном фронте. Мы старались по мере сил помочь приезжим в выполнении служебных поручений; они со своей стороны не оставались у нас в долгу. Они посещали деревни крестьянской самообороны, решали тактические задачи в борьбе с партизанами, объезжали вместе с нами местные отделения группы и давили в том или ином отношении на немецкие учреждения, если это зачем-либо было нужно. Я уже не говорю о таких вещах, как передача писем и материалов, закупка для нас в Германии книг и т. п.
Поздней осенью 1943 года в Полоцке появился новый немецкий армейский отдел пропаганды. Его главной задачей были антикоммунистические выступления по радио на фронте для советской армии. Из трех его главных работников двое были русские, оба члены НТС. В связи с пребыванием этой «пропаганды» служебные посещения чинов РОА в Полоцк значительно участились, и русско-немецкая форма стала более обычным явлением на улицах города. Наши поездки, общественные доклады и политические беседы, проводимые по округу совместно с ними, быстро дали реальный результат: поднялась новая волна заявлений о приеме добровольцев во власовскую армию. Эти заявления опять, как ив 1941 году, несли в обе комендатуры, во все русские гражданские учреждения и передавали на улицах города прямо в руки русским, одетым в военную форму. Это дало нам основание снова ходатайствовать перед немцами об открытии в округе вербовочных пунктов. Переписка по этому поводу между фельдкомендатурой и выше нее стоящими военными учреждениями тянулась несколько недель. Наконец пришел окончательный отрицательный ответ. В нем было сказано, что это «пока еще несвоевременно». Зато через приезжих военных наши крестьянские отряды быстро и легко договорились с командованием РОА об автоматическом включении их в русские воинские части при уходе немцев из России. Эта полуофициальная договоренность оказалась впоследствии более реальной, чем можно было бы думать: многие участники отрядов полоцкой самообороны пробрались таки в 1944–1945 годах на юго-запад Германии, где под конец происходило формирование частей и соединений РОА. При зачислении в армию служба в крестьянских отрядах всегда принималась во внимание.
Зимой 1943–1944 годов у нас в группе совместно с приезжими представителями НТС происходили длинные совещания о том, что теперь делать. Всем было ясно, что до прихода большевиков нужно как можно больше распропагандировать население в национальном антикоммунистическом духе, вернее, просто подвести более солидную теоретическую основу под имеющиеся уже и так почти у всех русских людей здоровые социальные инстинкты и стихийную ненависть к советской власти. Мы не располагали временем. А быстро охватить все население политической работой можно было при условии совершенно открытых действий, хотя бы частично или условно санкционированных германскими оккупационными властями. Кроме того, для обращения к населению нужно было выступать от лица какой-то независимой русской общественно-политической организации. НТС для этого тогда совершенно не подходил — он уже подвергался жестоким преследованиям со стороны германского национал-социалистического правительства: семьдесят старших чинов его — ив том числе почти все руководство — сидели в Берлине за решеткой, а Гестапо исподтишка убивало отдельных наиболее деятельных членов организации прямо на улицах городов [132] .
132
Первые члены НТСНП полулегально и с приключениями приехали из Варшавы в Смоленск в середине сентября 1941. Руководил группой двадцатичетырехлетний Н. Ф. Алферчик (в эмиграции — Павлов), родственники которого до войны были расстреляны органами НКВД в Пинске. Узнав об этом, Алферчик оставил Союз и поступил на службу в окружную полицию, где занял должность начальника 2-го (секретно-политического) отдела. Другими прибывшими из Польши членами Союза были восемнадцатилетний В. Н. Кашников и семнадцатилетний Г. Соловьёв. Осенью 1941 группы и ячейки НТС возникли в Смоленске, Минске, Витебске. В Смоленске всю деятельность групп Союза на оккупированных территориях возглавил участник Белого движения Г. С. Околович, прибывший сюда в ноябре 1941 вместе с подполковником Северо-Западной Добровольческой армии В. В. Брандом. Первоначально Околович служил в горуправе начальником лесного склада, а затем начальником топливного и транспортного отделов. Уже 10 марта 1942 начальник отдела пропаганды при штабе группы армий «Центр» в специальной докладной записке подчеркивал, что главная цель НТС — «возрождение Великой России» с сохранением «преимущественного положения за Православной Церковью». Автор записки констатировал: «Агитация членов Союза очень быстро может создать зародыш новой, национально-шовинистической оппозиции, которая была бы не менее опасна, чем остатки большевистских элементов в занятых советских областях». В 1943 против членов НТС на оккупированных территориях начинаются репрессии Гестапо, в результате которых по обвинениям в антинемецкой деятельности были расстреляны около 30 членов Союза, чьи фамилии известны: С. Алексеенко (Молодечно), М. Бондаренко (Пинск), Е. Волновский (Могилев), С. Гладков, А. Шумский (Минск), И. Горин (Смоленск), К. Зудшин (Борисов), Г. Косинов (Бобруйск), Ю. Пянков, И. Сущенко (Одесса), Н. Шалдыкин (Вязьма) и др. 23 декабря 1943 агентами Гестапо (или СД?) на улице Варшавы был убит гражданин Швейцарии, доктор экономических наук А. Э. Вюрглер (1901–1943), руководивший с конца 1930-х закрытым отделом НТС в Польше и отправкой членов Союза в Россию.
Поэтому руководство Национально-Трудового Союза [133] поручало нам, новым и еще недеконспирированным своим членам, создать немедленно для открытой работы какую-нибудь особую, временную, обязательно легальную по отношению к немцам русскую политическую партию на основе группы и ее разветвлений. Мы уже имели достаточный для этого технический аппарат, недоставало только разрешения властей и соответствующего ярлыка или названия. Ярлык нужно было прикрепить не только к самой организации, но и к «союзным» изданиям, лежащим на секретных складах втуне, т. к. распространять их от лица самого Союза было уже невозможно. Группа обратилась в фельдкомендатуру за разрешением на партию, предоставив упрощенную краткую программу, составленную на основе Смоленского воззвания генерала Власова и «Схемы» НТС [134] .
133
В тот момент в руководство (Совет) НТС входили В. М. Байдалаков, Д. В. Брунст, К. Д. Вергун, М. А. Георгиевский, Д. М. Завжалов, Г. С. Околович, В. Д. Поремский, Р. Н. Редлих, Ф. И. Трухин.
134
«Схема национально-трудового строя» — первая полноценная политическая программа НТС, которой в законченном виде до войны не существовало. До 1941 были разработаны лишь несколько черновиков, набросков и отдельных положений, отражавших взгляд организации на ее цели, задачи и облик послесталинской России. С конца 1941 в группах НТСНП на оккупированных территориях, в Европе, а также в Вустрау и Циттенхорсте с активным участием новых членов Союза из «подсоветских» людей разрабатываются части будущей общесоюзной программы. Структурно «Схема» была разработана на нелегальном идеологическом семинаре НТСНП в Берлине под руководством члена Совета и Исполнительного бюро К. Д. Вергуна (1907–1945). Состоявшийся 26–28 ноября 1942 съезд Совета утвердил проект. Название («Схема») должно было указывать на доработку программы в перспективе.
«Схема» состояла из 6 разделов, охватывавших около 40 глав по важнейшим вопросам философии, историософии, социологии, права, экономики, социальной политики, стратегии и тактики антибольшевистского сопротивления. Несколько глав в 1943–1944 («Внешняя политика», «Об обороне» и др.) отредактировал и написал заново генерал-майор Ф. И. Трухин. Громоздкость «Схемы» была обусловлена влиянием некоторых новых членов НТС из представителей «подсоветской» интеллигенции, которым хотелось, чтобы документ давал ответы на все философские и социально-политические вопросы. В «Схеме» была сделана попытка сочетания умеренного этатизма и элементов консервативного либерализма, в первую очередь, в области организации судебной власти, защиты гражданских прав. «Схема» не предрешала будущей формы государственного устройства послесталинской России (монархия или республика), но считала необходимым существование «твердой национальной власти», стоящей над союзами и классами, при сильном местном самоуправлении. Вероятно, единственным дискриминационным пунктом «Схемы» было утверждение о том, что евреи «могут покинуть Россию без права вывоза капитала» или «проживать в специальной области», предлагался вариант создания национально-культурной еврейской автономии в Крыму. Любопытно, что пункт этот был внесен в «Схему» по настоянию нескольких членов Союза из советских граждан. Сами идеологи Союза рассматривали позднее это положение в качестве «досадной ошибки, не отвечавшей делу и облику Союза». Уже в Пражском манифесте КОНР 1944, в составлении которого участвовал член НТС капитан А. Н. Зайцев, и в программных документах Союза 1946 подобных утверждений не было. В мае 1944 «Схема» большим тиражом была напечатана в Дятлово (район Лиды), в расположении бригады «РОНА» Б. В. Каминского, но основная часть тиража погибла при эвакуации на Запад.
Идея партии была встречена в фельдкомендатуре очень сочувственно, но после месяца переписки по этому делу нам все же отказали. Однако при отказе мы получили неофициально драгоценный дружеский совет «примазаться», хотя бы фиктивно, к какой-нибудь из существующих, уже ранее признанных немцами организаций. Для открытия филиала разрешения не требовалось, достаточно было зарегистрироваться у местных властей односторонним заявлением. Это была блестящая идея. Двое старших приезжих чинов Союза ринулись сейчас же на поиски подходящих
Таким образом, под несмолкаемый отдаленный гул артиллерии со стороны Витебска к марту месяцу 1944 года у нас уже все было готово. Между тем от друзей, уехавших за названием партии, не было ни ответа ни привета. Мы стали изнывать от бездействия и неизвестности; время на возможный рывок в дальнейшей работе сокращалось с катастрофической быстротой: красные уже заняли Велиж, Невель и Городок; всем было ясно, что Витебск долго не продержится. А Полоцк стоял на очереди вслед за Витебском. Мы старались сами перебирать в уме все существующие в «европах» русские антибольшевистские партии и организации: эсеров, социал-демократов [135] , монархистов [136] , фашистов [137] , какое-то Штабс-капитанское движение [138] , Общевоинский союз [139] и т. д. Одни из них были запрещены, так же, как и НТС, немцами, другие не годились потому, что уже имели свою определенную, общеизвестную политическую программу и под их фирмой распространять «союзные» издания было неудобно.
135
Руководители эсеров Н. Д. Авксентьев, М. В. Вишняк, В. М. Зензинов, активные социал-демократы и члены Заграничной делегации РСДРП Г. Я. Аронсон, Д. Ю. Даллин, Ф. И. Дан, Ю. П. Денике, Б. И. Николаевский и др. покинули Европу преимущественно в 1940 и выехали в США, возобновив общественно-политическую и литературную деятельность в Нью-Йорке. По естественным причинам в установлении контактов с «подсоветскими» людьми в 1941–1944 они участвовать не могли. Однако необходимо подчеркнуть, что представители русской социалистической эмиграции в 1946–1950 проявили живой интерес к оказавшимся на Западе участникам Власовского движения и именно по вопросам об отношении к ним и в оценках антисталинского протеста непримиримо разошлись друг с другом.
136
Члены Высшего Монархического Совета (ВМС), которым с 1940 руководил П. В. Скаржинский, в 1941–1944 не сумели организовать какой-либо военно-политической деятельности на оккупированных территориях СССР. Из представителей довоенных монархических организаций эмиграции вероятно лишь члены Российского Имперского Союза-Ордена (РИС-О) во главе с Н. И. Сахновским, участвовавшие в боевых действиях на Восточном фронте в составе Валлонского легиона (с 1943 — SS Freiwilligen Sturmbrigade «Wallonien»), сумели повлиять на настроения части местного населения в районе Черкасс осенью и зимой 1943/44. Однако интересно отметить, что в ноябре 1941 в Минском лагере военнопленных (Mannschaftstammlager № 352) взятый в плен в Вяземском окружении интендант I ранга, доцент кафедры высшей математики Московского института цветметзолота В. В. Минаев (1894–1949) выступил с инициативой создания Всероссийской национальной партии (ВНП), комитеты которой до конца 1943 возникли в Берлине, Дрездене, Катовице и Лодзи. Разработав программные и уставные документы, Минаев вовлек в партию более 30 единомышленников. Главная цель партии заключалась в свержении сталинского режима при ориентации на наследника российского престола Великого Князя Владимира Кирилловича.
137
9 апреля 1933 в Германии по инициативе группы русских эмигрантов во главе с H. П. Дмитриевым возникло пронацистское Российское освободительное национальное движение (РОНД) во главе с А. П. Светозаровым (Г. Пельхау). Летом 1933 РОНД имело отделения в Берлине, Бреслау, Гамбурге, Бреслау, Дрездене и др. городах, насчитывая, по разным данным, от 600 до 1,2 тыс. членов. Штаб-квартира РОНД размещалась в Берлине, здесь же издавалась газета «Пробуждение России» и функционировали разные отделы. В сентябре РОНД в Пруссии было закрыто по распоряжению властей, но часть его активистов в октябре создали Партию российских освобожденцев (Российское национал-социалистическое движение), которую возглавил генерал-майор П. Р. Бермондт (он же князь П. М. Авалов). Осенью 1934 в результате серии расколов партия прекратила существование, и вместо нее в Германии (за пределами Пруссии) зимой 1935 возникло Российское национальное и социальное движение (РНСД) во главе с полковником Н. Д. Скалой ом. РНСД имело 20–25 представительств и отделов, включая позднее территорию Австрии и Протектората. В 1938 в руководство РНСД входили Н. Д. Скалон, В. М. Дсспотули, П. П. Жемчужин, барон А. В. Меллер-Закомельский и др. Деятельность РНСД в основном ограничивалась изданием печатного органа («Вестник РНСД»), устройством докладов и лекций.
В январе 1938 вместе с Русским национальным союзом участников войны (РНСУВ) генерал-майора А. В. Туркула, кружками друзей «Голоса России» И. Л. Солоневича и другими организациями РНСД объединилось в Национальный фронт (НФ) по принципу близости некоторых мировоззренческих позиций. Однако в 1939, после заключения советско-германского пакта о ненападении, НФ и РНСД были распущены властями рейха и фактически прекратили существование. В целом русская копия национал-социалистического движения оказалась весьма посредственной. Движение реально насчитывало лишь несколько сот активистов и не получило серьезного отклика в русской диаспоре, не говоря уже о «подсоветских» людях в годы войны. Естественная для эмиграции приверженность руководителей и участников РНСД ценностям Православной Церкви так и не позволила им стать настоящими национал-социалистами, категорически отрицавшими христианскую этику и культуру.
138
Российское народно-имперское (штабс-капитанское) движение возникло к 1940 на основе объединения читательских кружков, в которых состояли друзья и единомышленники газеты «Голос России» (1936–1938, София) и «Нашей газеты» (1938–1940, Берлин). Обе газеты издавались журналистом и публицистом И. Л. Солоневичем, бежавшим вместе с сыном Юрием и братом Борисом летом 1934 из Белбалтлага в Финляндию. На страницах своих периодических изданий Солоневич отстаивал теорию народно-монархического строя, спасительного для освобожденной от большевиков России. По замыслу И. Л. Солоневича, народная монархия должна была сочетать в себе сильную самодержавную власть и крепкое местное самоуправление. Опору народно-монархического строя издатель видел в национально мыслящей «земской» интеллигенции (учителях, врачах, офицерах младшего и среднего звена, сельском духовенстве и т. д.), которую образно называл «штабс-капитанами». Реально весьма пассивными участниками движения были лишь активные читатели изданий Солоневича, которого нацистские власти полностью лишили возможности какой-либо активной работы в 1941–1945. В годы войны И. Л. Солоневич находился под надзором Гестапо в изоляции в провинциальной ссылке, любая публицистическая деятельность ему была строго запрещена, в связи с чем «штабс-капитанское» движение фактически прекратилось, никак не повлияв на умонастроения «подсоветских» людей. После войны И. Л. Солоневич оказался в Аргентине и возродил движение (с новым названием — Российское народно-монархическое движение), приступив в 1948 в Буэнос-Айресе к изданию еженедельной газеты «Наша страна».
139
РОВС — Русский Обще-Воинский Союз — учрежден 1 сентября 1924 приказом № 35 Главнокомандующего Русской армии генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля с целью сохранения в эмиграции воинских кадров, полковых объединений Русской Императорской и Белых армий, а также для военного образования эмигрантов, взаимопомощи и подготовки молодой смены. К 1937 на регистрации в РОВС состояли около 30 тыс. чинов. К 1 сентября 1939 Союз включал в себя 4 отдела в Европе (I Французский генерал-лейтенанта В. К. Витковского, III Болгарский генерал-лейтенанта Ф. Ф. Абрамова, IV Югославский генерал-лейтенанта И. Г. Барбовича, V Бельгийский генерал-майора Б. Г. Гартмана), 2 отдела в Северной Америке (I Североамериканский на Востоке США генерал-майора Е. С. Имнадзе и II Североамериканский на Западе США генерал-майора Н. П. Веселовского), 7 подотделов (I Аргентинский полковника А. Н. Ефремова, II Бразильский полковника К. 3. Ахатнина, III Парагвайский генерал-майора Н. Ф. Эрна, IV Уругвайский полковника С. А. Мельшикова, V Австралийский полковника В. В. Корженевского, VI Дальневосточный генерал-лейтенанта К. Ф. Вальтера и VII Финляндский капитана Ф. Д. Шульгина). В 1938–1939 II Германский и VI Чехословацкий отделы в Европе были выделены Председателем РОВС в самостоятельное Объединение Русских Воинских Союзов (ОРВС) во главе с бывшим начальником II отдела Генерального штаба генерал-майором A.A. фон Лампе. Председателем (начальником) РОВС с 22 марта 1938 был Генерального штаба генерал-лейтенант А. П. Архангельский, проживавший в Брюсселе.
После обособления ОРВС главной опорой Архангельского стал I (Французский) отдел, объединявший 15 воинских союзов и 45 отдельных групп на подведомственной отделу территории (Франция с колониями, Голландия, Египет, Италия). К лету 1941, по мере расширения зоны немецкой оккупации, в состав ОРВС вошла большая часть европейских отделов РОВС, хотя А. А. фон Лампе сохранял живую связь с А. П. Архангельским. Деятельность РОВС и ОРВС в Европе была направлена на сохранение и подготовку кадров, способных послужить основой для развертывания в благоприятной военно-политической ситуации массовой антисталинской армии с участием «подсоветских» людей, враждебно настроенных по отношению к советской действительности. По самым осторожным подсчетам, к моменту нападения Германии на Советский Союз эмиграция могла мобилизовать в кратчайшие сроки не менее 20 тыс. офицеров и добровольцев. Ими было бы возможно укомплектовать командно-начальствующие должности 4–5 общевойсковых корпусов (8-10 дивизий) антисталинской армии, на формирование которой в массовом порядке могли бы поступать десятки тысяч военнопленных бывших бойцов и командиров Красной армии.
В феврале 1940 во время «зимней войны» чины VII Финляндского подотдела РОВС во главе с капитаном Шульгиным с успехом впервые участвовали в создании 5 добровольческих отрядов из пленных красноармейцев. После 22 июня 1941 только в I (Французском) отделе для отправки на Восточный фронт зарегистрировались 1160 русских офицеров. Из них выразили желание служить на строевых должностях: 3 генерала, 94 штаб-офицера и 343 обер-офицера, на административных должностях — 36 генералов, 165 штаб-офицеров и 420 обер-офицеров, остальные определенного желания не высказали. Из 1160 человек были готовы немедленно отправиться в Россию 327 офицеров — в строевые части и 44 — на административные должности. До 7 июля 1942 из Парижа сумели уехать на Восточный фронт в составе трех групп лишь 71 человек, преимущественно чины ОРВС. Однако директива ОКВ № 46 от 18 августа 1942 категорически запретила подобные отправки. На Балканах чины III и IV отделов в массовом порядке вступали на службу в Русский Корпус, а с 1942 — в формировавшиеся казачьи части. Но еще весной 1941 нацисты по политическим мотивам решительно отказались от привлечения белоэмигрантов в воинские части на Восточном фронте, тем более — от создания при их участии русской антисталинской армии. Зимой — весной 1943 последние офицеры РОВС были отозваны с Восточного фронта в Европу. А. П. Архангельскому и начальникам отделов оккупационными властями была запрещена любая военно-политическая деятельность.
Фактически в 1941–1945 чины РОВС и ОРВС принимали участие в событиях, в том числе несли службу в антисоветских вооруженных формированиях, в частном порядке. Сегодня мы можем назвать лишь 85 чинов РОВС и ОРВС, в разнос время и в единичном порядке служивших в 1941–1944 на Восточном фронте. В полной мере полноценное знакомство чинов РОВС и ОРВС с «подсовстскими» людьми состоялось зимой 1943/44 после переброски во Францию русских батальонов (РОА) Восточных войск Вермахта. Начальник Тулузского района РОВС капитан А. С. Шторх вынес такое впечатление от первой встречи с прибывшими на «Атлантический вал» военнослужащими РОА: «Общение с ними показало, что никакого “рва” между нами не существует — мы познали их, прозревших подсоветских людей, они нас — белых эмигрантов. В других встречах, единении, мы увидели нашу общность в борьбе за освобождение русского народа и непримиримости к советской власти».
На занятой территории разные беспокойные политические деятели тоже пытались шевелиться по своим углам, кто как умел. В Борисове или в Орле существовала какая-то организация или партия Октана [140] ; в Минске, около Рады, была своя белорусская партия [141] ; где-то за Лепелем немцы отдали или предполагали отдать целый округ в управление командиру отдельной дивизии [142] русских головорезов Каминскому [143] , там могла быть тоже какая-нибудь русская национальная политическая организация. Неужели же из всего этого солидного ассортимента нельзя было выбрать какую-нибудь подходящую фикцию, пригодную дня нашей цели на два-три месяца работы?
140
Октан Михаил — сотрудник Орловского самоуправления, журналист, с деятельностью которого было связано издание многотиражной газеты «Речь» (6 тыс. экз.). В некоторых публикациях можно встретить утверждение о том, что Октан был бургомистром Орла. По сведениям автора, бургомистром Орла с осени 1941 был некто Шалимов, а с марта 1942 — А. С. Старов. Октан был только редактором «Речи». После войны участники событий характеризовали деятельность Октана резко негативно, хотя сама «Речь» остается любопытным источником информации о жизни города и области в период оккупации. Дмитрий Сошальский утверждал, что организация Октана существовала не в Орле, а в Бобруйске.
141
Возможно, автор мемуаров имеет в виду уже упоминавшуюся нами БНС или созданный летом 1943 Союз белорусской молодежи — организацию, через ряды которой в 1943–1944 прошло, по данным минского исследователя Ю. Туронока, около 100 тыс. детей и подростков — юношей и девушек в возрасте от 10 до 20 лет.
142
Под Лепелем в Витебском округе (сентябрь 1943 — февраль 1944) в подчинении у Б. В. Каминского не было дивизии. Динамика численности бригады Б. В. Каминского в этот период выглядела так: 3665 человек на 4 октября 1943; более 5 тыс. на 25 ноября 1943; около 6 тыс. на 15 февраля 1944.
143
Каминский Бронислав Владиславович (1899, Полоцкий уезд Витебской губ. — 19 августа (?) 1944, Лодзь) — обер-бургомистр Локотского округа в 1942–1943. По происхождению — из мещан; по национальности отец поляк, мать — немка. На 1917 — студент Петроградского Политехнического института (не окончил). В 1918–1921 — на службе в РККА, участник гражданской войны. По демобилизации с перерывами завершил образование в Петроградском (Ленинградском) химико-технологическом институте по специальности «инженер-технолог по производству красок» (диплом 1930). Член ВКП(б). В период дискуссии в партии по вопросу о «правом уклоне» (1928–1929) подписал один из документов бухаринской оппозиции. Работал на химическом заводе «Республика». В период работы на заводе познакомился с немецкими специалистами, от которых получил первые представления о национал-социализме образца конца 1920-х. В первом браке имел четверых детей. Исключен из партии в августе 1935 за критику коллективизации. В 1937 репрессирован органами НКВД по обвинению в троцкистской деятельности. По другой версии, арестован был в 1935, сразу же после исключения из партии. Срок (1937 (1935?) — 1940) отбывал, по одной версии, в «шарашке» в Шадринске (северо-западнее Кургана, лагерь 514/2, возможно, на алюминиевом заводе), по другой — в районе Нижнего Тагила (менее вероятно). По утверждению сотрудников УФСК по Брянской области (на 1994), во время отбытия заключения был сексотом, однако, насколько эта информация соответствует действительности, сказать сложно.
После освобождения направлен в ссылку с разрешением на жительство в Европейской части РСФСР, жил в пос. Локоть Брасовского района Орловской области, работал инженером на Локотском спиртзаводе. Организовав эвакуацию заводского имущества в сентябре — начале октября 1941, сам остался в Локте. С 16 октября 1941 — член самоуправления Локотской волости, заместитель и ближайший соратник его организатора К. П. Воскобойника. После гибели Воскобойника при налете партизан на Локоть (8 января 1942) — бургомистр Локотского уезда. С 19 июля 1942 — обер-бургомистр Локотского самоуправляющегося округа и командир милиционных окружных войск на правах командира бригады (РОНА — Русская освободительная народная армия). 26 августа 1943 с чинами бригады, членами их семей, беженцами и имуществом переехал в Лепель Витебского округа, где бригада размещалась и боролась с партизанами до середины февраля 1944. 15 февраля 1944 отдал приказ о перемещении бригады и беженцев в район Дятлово (Западная Белоруссия). Вместе с бригадой входил в состав сил и войск безопасности СС группенфюрера К. фон Готтберга, участвовал в антипартизанских операциях. За отличия в боях с партизанами награжден орденом Железного креста I кл. В июне — июле организовал эвакуацию бригады и беженцев в Польшу. СС бригадефюрер и генерал-майор войск СС, командир СС штурмбригады «РОНА» (на 31 июля 1944). Дал согласие на использование сводного усиленного полка (1,7 тыс. чинов) бригады под командованием СС ваффен-штурмбаннфюрера И. Д. Фролова (на 1941 — капитан Красной армии) в боях против повстанцев в Варшаве в августе 1944. В Варшаве полком не командовал, был наездами. По официальной версии, расстрелян по приговору военно-полевого суда в Лодзи за воинские преступления, совершенные его подчиненными в Варшаве. Однако, на наш взгляд, скорее всего был убит по другим мотивам, так как командир сводного полка СС ваффен-штурмбаннфюрер И. Д Фролов, непосредственно командовавший полком каминцев в польской столице в августе 1944, был награжден орденом Железного креста I кл.