Под прикрытием
Шрифт:
Конечно, не всё так плохо – имелись и «светлые пятна» на общем негативном фоне.
После революции стали создавать образцовые «дома-коммуны» - показуха была присуща Советской Власти с самых первых дней её существования. В большинстве своём, это были крепкие, просторные здания - из которых полностью выселялся весь «нетрудовой элемент», а взамен заселялись классово «правильные» граждане.
Примерно таким был дом – из двора которого я угнал «Бразье-кабриолет».
Государство взяло эти дома на свой баланс - ремонтировало за свой счет,
Большинство же городского населения жило именно в «коечно-каморочных» квартирах и этим ещё повезло. Ведь полным-полно было в городе и так называемых «бесквартирников» - живущих в проходных комнатах, ютившихся в передних, коридорах, чуланах, кухнях или хозяйственных постройках у родственников или знакомых… Или вообще – обитающих в развалинах, заброшенных, аварийных зданиях - грозящих каждый миг обвалом.
Нет, имея деньги и в двадцатые годы - можно было неплохо устроиться!
Можно было снять комнату или даже небольшую квартиру – теневых дельцов среди управдомов хватало.
***
Слава Богу, мой профессор жил ещё в достаточно приличных условиях, в одной из первых коммуналок - куда я и направился по нашей с ним договорённости, не застав того в стенах «альма-матер».
Тоже – далеко не фонтан, надо признаться!
Во дворе всюду грязь, из подвала несет гнилой картошкой, во дворе у помойки - черные горы мусора и шлака… На дверях подъезда висит свежее объявление домкома, на которое уже кто-то успел смачно плюнуть:
«Ночной покой с двенадцати часов ночи. Входные двери черного и парадного ходов должны быть всегда на запоре. При пользовании ванными жильцы обязаны после мытья вымывать последнюю начисто. Стирка и полоскание белья в ванных категорически запрещается (стирать только в корытах), не разрешается загромождение коридоров сундуками, шкафами и другими громоздкими предметами. Воспрещается хранение дров в комнате более однодневной потребности и колка их в квартирах, на лестницах».
Захожу в изрядно пропахший человеческой мочой подъезд и поднимаюсь по стёртым покосившимся деревянным ступенькам на нужный этаж. Лифт имелся, но он конечно же не работал.
Ещё стоя на площадке перед дверью я через неё уловил носом «особый запах» — от скопления множества немытых человеческих тел и услышал ухом, как в каждой квартире через каждую минуту спускают в унитазе воду: туалет работает без перерыва. Откуда-то сверху раздалось негодующее женское:
– Она же его погубит, эта дрянь!
В ответ, сочным мужским матом - предложили даме не лесть не в свои дела.
На каждой двери записочки от руки: один звонок — такому-то, два звонка — такому-то, три звонка — такому-то… Некоторое время ушло на знакомство с устройством: звонок не электрический, а механический: чтоб позвонить - надо дёрнуть «за верёвочку».
Найдя каллиграфическую надпись «Профессор Чижевский Д.П.», резко дёргаю
– Кто там?
– Профессор, это я – Свешников Серафим. Насчёт доменного шлака… Помните, такого?
Увидев меня, Дмитрий Павлович был приятно удивлён. После взаимных приветствий:
– Как не помнить – не часто человека со столь… Хм, гкхм… Признаться, я уж думал - больше Вас не увижу!
По ходу, он решил – меня уже куда в «дурку» упаковали!
– За свою предоплату, я бы к Вам с того света пришёл… Где тут у вас тут кипяток?
– Известно где – на кухне.
Проходим на общую кухню, подныривая под развешенное в общем коридоре бельё и уклоняясь от шныряющей под ногами пронырливой мелюзги. Проходим мимо двери санузла с объявлением на двери:
«…Уборка мест общего пользования должна производиться всеми жильцами поочередно на равных началах. От уборки кухни могут быть освобождены лишь те жильцы, которые ею вовсе не пользуются».
На кухне первым делом бросается в глаза ещё одно объявление-правило:
«Счета за электрическую энергию раскладывать между пользователями последней пропорционально количеству свечей в каждой комнате».
Я уже в курсе, что мощность электрических ламп здесь измеряют не в ваттах - как в моё время, а в свечах.
Ещё одно объявление-правило:
«Примус рассчитан на применение керосина, поэтому не пользуйтесь бензином и, в особенности, смесью керосина и бензина. Если горелка примуса засорена, то может произойти взрыв, содержите горелки в чистоте и почаще прочищайте их. Не обливайте примус снаружи керосином, — последний может вспыхнуть. Не жгите примус слишком долгое время, так как он может сильно разогреться и взорваться».
– А у вас здесь всё серьёзно, – говорю вслух.
– Куда уж серьёзнее – в соседнем квартале целый подъезд выгорел!
Вскипятив чайник на примусе под бдительным присмотром какой-то сердитой гарпии, проходим с ним в профессорскую комнату. Ну, примерно три на четыре - 12 квадратных метров. Хорошее большое окно, стол с тремя стульями, кровать и шкаф. На вешалке у дверей висит верхняя профессорская одежда.
Заварив чай, я выложил на блюдце «цветной» – фруктовый сахар, сушки и прочие вкусности. Снимаю кожанку, присаживаюсь поудобнее на колченогий стул, и…
Не успели пригубить, как из коридора раздаётся:
– За профессором нашим комиссар из ЧК пришёл с обыском.
– Я же говорила – он взяточник! Иначе, откуда у него намедни сливочное масло было?
Дмитрий Павлович сморщился как от недозревшего лимона, который его регулярно заставляют жевать:
– И вот так, целыми днями… Боже, как мне всё это надоело!
В принципе, не считая соседей, условия обитания вполне сносные – чистенько, уютненько и довольно тепло.
– Ну, рассказывайте, Дмитрий Павлович.