Под сияньем северной Авроры
Шрифт:
– Нет.
– А чего бы ты хотела?
В моем животе отчетливо пробурчало, и я снова покраснел.
– Есть.
Сэйнт рассмеялся.
– Однако. Я ей про внезапную всепоглощающую интернациональную любовь, а она мне про жрачку. А что именно ты хочешь съесть?
Перед моими глазами почему-то отчетливо возник образ рыбы. И не жареной рыбы, а самой что ни на есть живой. Такой упитанный откормленный карп. Жи-и-ирненький... И плыл этот карп где-то в толщах речной воды, выискивая себе пропитания.
Я аж облизнулся. Вот это я понимаю.
– Даже не знаю, - признался я.
– Просто хочу есть. Может, пирожков?
Карп перед глазами так и плясал, играя на солнце радужной чешуей.
– Я вкусный, - уверял меня он, хлопая плавниками.
– Ах, обалдеть какой, посмотри... Я тебе нужен. А не непонятные пирожки. Фу. Бе. Как можно сравнить вкус свежей рыбы и прогорклого масла, ты что?
Так... Ну ясно. У меня поехала крыша.
– Ничего у тебя не поехало, - усмехнулся карп.
– Просто кому-то надо нормально питаться. Вот и всё. Когда ты последний раз ела? Так нельзя...
Карп ехидно захихикал, закрывая хвостом пасть.
– И тебе нужно море. Сейчас нужнее, чем когда-либо. Но сначала еда.
– Но сначала еда, - подтвердил я вслух.
Сэйнт заулыбался.
– Как скажешь, рыбонька, - проворковал он.
– Посиди тут, не скучай. Я принесу пирожков, а потом уже в самолете нормально поешь, хорошо?
На полпути Сэйнт остановился, а потом тихо произнёс:
– Слушай, не считай меня страшным нахалом, но мне ужасно не хочется с тобой расставаться. Это нечестно... так. Познакомиться, чтобы сразу разлучиться. Может, ты перенесешь рейс? Так можно сделать, я знаю.
– Я не перенесу рейс, - хмыкнул я.
– МНЕ НАДО УЛЕТЕТЬ.
– Жаль, - поскучнел Сэйнт.
– Ну ладно. Я твои сомнения правда понимаю… Как там у вас говорят? Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идет к горе. Я очень настойчивый, скоро в этом лично убедишься.
Пирожков я так и не поел, хотя, честно сказать, есть очень хотел. Объявили посадку на рейс, и я устремился к самолету. Так что Сэйнт наверняка страшно расстроился, обнаружив мою пропажу. Зря он покупал пирожки.
* * * * *
К моей вящей радости, досмотр в аэропорту я прошел без особых проблем, хотя с туго перетянутой эластичными бинтами грудью сидеть в самолете было неудобно. Но, с другой стороны, узкие модные джинсы спереди так не жали.
Ладно, свобода в штанах - это очередной плюсик в пользу быть девушкой.
Тьфу ты, да что ж я пытаюсь себе доказать, что это нормально! Это ненормально!
НЕ-НО-РМА-ЛЬНО!!!
Проблемы возникли уже на борту, едва самолет покинул пределы Таиланда. Голосок в голове (который заткнулся было, пока я общался с тайцем) беспрерывно верещал, что я совершаю величайшую глупость. Я так понял, что он для себя почему-то решил, что мой побег из бухточки в реальности имел лишь одну цель - удивить и порадовать своего поклонника, мифического
«Биполярочка, блин, - уныло рассуждал я, прислушиваясь к горестным девичьим воплям в своей голове.
– Ну или шиза. Мне нужен психолог, если не психиатр. Ага, как же, - тут же возразил сам себе я.
– Я даже представляю, как этот самый психолог будет угорать, слушая мой рассказ: «Послушайте, это… Я не гей. Не транс. Но я поехал в Таиланд, а вернулся оттуда уже человеком другого пола. Но это не то, что вы думаете… а еще у меня в голове постоянно звучит женский голос, требуя вернуться к какому-то Змею и купить красивое кружевное белье, желательно красное… А, я вспомнил: ещё какой-то карп меня уговаривает его сожрать, потому что он вкусный...» Ну да, ну да, я даже знаю, куда после этого рассказа я поеду. Мне это не надо…»
Голосок меж тем грозил мне самыми страшными карами, обещая, что когда меня найдут, мне не поздоровится. Гнев Змея будет велик, а его укусы не сойдут с моего тела никогда. И это только меньшая из зол. Когда женщина в моей голове, наконец, почувствовала, что Таиланд остался где-то далеко позади, она зарыдала. Обреченно. Тоскливо. Я даже её пожалел.
– Ты скоро сама поймешь, что сделала это зря, - ныл голосок.
– Это ошибка! Нам нельзя без моря! Нельзя! Нельзя без Родины! Ты погибнешь… я лично уже засыхаю... Воды мне, воды!!!
Чёртов голосок был прав. Уж не знаю, правду ли говорят, что во рту у диабетика сухо, как в пустыне, но в моем рту дела обстояли именно так. Страшный сушняк. Пить хотелось неимоверно, а звать каждые пять минут стюардессу было стыдно. Вот сидел и мучился. Мне было невероятно плохо.
Это был самый ужасный перелет в моей жизни. Я думал, что реально сдохну от обезвоживания. Буквально в режиме онлайн я наблюдал, как меняется кожа на моих руках, становясь неимоверно сухой и жесткой. И мне это совершенно не нравилось. Но Бог с ней, с кожей. Я просто хотел забраться в воду, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя. В самолете (вернее, в воздухе на огромной высоте) мне было страшно некомфортно.
Как там говорят? Рожденный ползать летать не может? Я перефразирую. Рожденный плавать летать не может.
* * * * *
Никогда в жизни я так не радовался, что в Москве проливной дождь. Стоял, как дурак, и улыбался льющейся с неба воде, пока мимо меня пробегали люди в дождевиках и с зонтиками в руках. Но вообще больше всего на свете прямо сейчас я хотел с головой улечься в огромную лужу в тротуаре, хотя и понимал, что делать этого категорически не стоит: так я точно окажусь в «дурке».