Под солнцем Тосканы
Шрифт:
Мы торопимся на поезд в шесть девятнадцать и опаздываем. Пока ждём следующего, я вспоминаю о чёрной сумке, которую так и не приобрела, и Эд решает, что она может оказаться хорошим подарком к Рождеству, хотя мы договорились покупать только то, что требуется для дома. Вместе с Джессом они бегут назад в магазин — он находится в середине города, если считать от железнодорожного вокзала. Эшли и я сильно волнуемся, когда до отхода поезда остается пять минут, но вот они тут, улыбаются, пыхтят и размахивают сумкой для покупок.
В сочельник мы едем в Умбрию за вином. Эд хочет, чтобы к рождественскому обеду было подано одно из его любимых
— Чтобы этот кекс поднялся, ему надо двадцать часов, — объясняет она. — Тесто должно подняться четыре раза.
И тут я вспомнила, сколько раз губила дрожжи, приготавливая простой хлеб. Подруга рассказывает мне, что, когда её мать была ребёнком, кулич считался обычным хлебом с добавлением орехов и сухофруктов. Снова кухня бедняков.
— Ты его лучше купи.
Она назвала мне несколько марок, я выбрала одну производства семьи Франческо. В лавке, когда я собиралась брать второй, женщина, покупавшая рядом со мной, сказала, что самые лучшие делаются в Перудже. На клочке бумаги она записала мне название магазина — Чеккарани. И вот мы едем в Перуджу.
В витрине Чеккарани представлен полный набор яслей, выпеченных из глазированного теста. Тесто, должно быть, хороший материал: у фигурок выразительные лица, овечки как будто покрыты шерстью, листья пальм изображены во всех подробностях.
Сцена рождения окружена грибами из марципана и куличами с вмятиной в боку. Внутри каждой вмятины — что бы вы думали? — миниатюрные ясли. Невероятно!
Магазин набит женщинами. Я проталкиваюсь в конец очереди и выбираю кулич высотой со шляпу-цилиндр.
Продвигаясь дальше по территории Умбрии, мы приезжаем в город Спелло, расположенный на крутых террасах, и проходим его насквозь. Спустившись из Спелло, мы видим, что над холмами уже встает луна.
Делая повороты, мы её теряем, потом она опять появляется, — я никогда не видела более крупной, более белой луны. Всю дорогу до Монтефалько, родины «Сагрантино», мы играем в прятки с луной. Два-три раза снова видим её восход, уже над другим холмом.
Джесс теперь называет Эда Монтефалько за его чёрный кожаный пиджак и пристрастие к скоростной езде. Он придумывает приключения Монтефалько, когда мы несколько раз сворачиваем не туда. В центре города открыта винная лавка, но владелец отсутствует. Мы оглядываемся по сторонам, выглядываем наружу, возвращаемся в лавку — никого. Мы обходим площадь. Лавка по-прежнему открыта, но владельца всё нет. Наконец мы справляемся о нём в баре, и бармен указывает нам на человека, играющего в карты. Мы покупаем четыре бутылки вина и едем домой через всю Умбрию, преследуя по дороге луну.
В сочельник Эшли и я погружаемся в кухонные заботы. Джесс как новичок выполняет отдельные поручения и развлекает нас лирикой в стиле рок. Эд посвящает утро заделыванию щелей в рамах стекловолокном. Потом мчится в город, чтобы купить в лавке свежей пасты crespelle — блинчики — первое блюдо на праздничный вечер. Нежные тонкие блинчики заполнены трюфелями в сметане. После блинчиков мы будем есть тёплый салат из белых грибов, жареные красные перцы и полевой салат-латук, жареные на гриле телячьи котлеты,
— Для него потребуются всего-то каштановая мука, оливковое масло и вода. — Она пренебрежительно морщит нос. — Моя бабушка говорила, что они всегда готовили эти кексы. Добавляли в него для аромата розмарин и немного кедровых орешков, семена фенхеля и изюм, если он у них был.
Я никогда не имела дела с каштановой мукой, считала, что это нечто экзотичное, пока не узнала, что она — главный компонент кухни бедняков. Этот кекс, несомненно, таинственный. Как говорит моя соседка, к его вкусу надо привыкнуть.
— А как же без сахара и яиц — что же это будет за кекс? И сколько надо воды? В рецепте говорится, что воды надо добавить столько, чтобы тесто легко лилось.
Моя соседка только качает головой. Я заинтригована. Этот кекс вернёт нас к корням тосканской кухни. Эшли и Джесс не уверены, что хотят возвращаться так далеко.
Перед сиестой мы прогуливаемся по римской дороге в город, чтобы в последнюю минуту купить салат-латук и хлеб. Где наш «ангел»? Зимой, похоже, он не приходит к киоту. Я смотрю, как он медленно приближается, глаза его устремлены на дом, потом он долго раскладывает цветы. Принесёт ли он веточку яркого розового шиповника, высохший пучок сухого винограда, колючую скорлупку каштана, сквозь трещины в которой видны три коричневых орешка? Возможно, зимой он ходит куда-то в другое место или безвылазно сидит в своём средневековом жилище, подбрасывая дрова в печку.
В Кортоне заметна суета. Все несут куличи и корзинки с наборами завёрнутых в целлофан подарочных продуктов. Слава богу, здесь не включают фонотечную рождественскую музыку, которая так надоедает у нас, в Калифорнии. Люди толпятся в барах, пьют кофе и горячий шоколад, потому что задул резкий ветер трамонтана, несущий холодный воздух с Альп и Северных Апеннин.
Мирный сочельник, щедрый стол, десерт у огня. Всем нам не понравился кекс из каштановой муки. Он твёрдый и клейкий, у него, вероятно, тот самый вкус рождественского десерта, который пекли в последнюю войну, когда каштаны можно было собирать в лесу. Мы жертвуем им ради тарелки грецких орехов, зимних груш и горгонзолы, это десерт богов. Мы расслабляемся и засыпаем задолго до полуночной мессы, которую надеялись послушать в какой-нибудь из небольших церквей.
Эд кричит снизу:
— Поглядите в окно!
За ночь выпал снег, его как раз хватило, чтобы присыпать листья пальм и выстелить террасы белой пеленой.
— Прекрасно! Включи отопление! — Мои босые ноги просто заледенели.
Я натягиваю футболку, джинсы и туфли и бегу вниз. Парадные двери широко распахнуты, в них вливается морозный свет. Эд лепит снежок, сгребая снег со стола под деревьями. Я отскакиваю, и снежок приземляется в холле. Эшли и Джесс ещё спят. Мы несём свой кофе к стенке на террасе, смахиваем с неё снег и смотрим, как туман под нами движется, словно переливающееся море. Снег на Рождество!