Под созвездием Большого пса
Шрифт:
– Не-е-ет, знаешь и открывался. Так кому? Я не буду ругать тебя и превращать в корзину тоже не буду. Скажи.
– Ты не будешь, а он?
– Кто он?
Но тут шкафчик окончательно замолчал, больше из него не удалось выудить ни слова, поняв, что сегодня ей больше не узнать ровным счётом ничего, Гермиона быстро вышла из здания больницы. Ветер обдувал её пылающее лицо, сердце никак не могло придти в норму, продолжая выделывать кульбиты и колотиться как сумасшедшее, заставляя кровь быстрее и быстрее бежать по венам. Жара уже шла на спад, и если бы не коробочка, которая жгла ей бедро, спрятанная в кармане, то она прошлась бы по улицам, побродила по скверам, вполне возможно зашла бы в какой-нибудь магловский ресторанчик выпить чашечку кофе и съесть кусочек тирамису с маскарпоне, иных вариаций этого десерта
В спину стремительно удаляющейся девушки кто-то смотрел, удовлетворённо щурясь и растягивая уголки рта в неком жалком подобии улыбки. Он знал, что её так взволновало, ещё бы ему не знать, если он сам лично положил в её шкафчик ту шкатулку и догадывался, куда она так стремиться. А она, пожалуй, была бы несколько удивлена, знай она, кто наблюдает за ней, но она не знает, да и не надо. Уголки рта сползли вниз, человек развернулся и исчез с характерным тихим хлопком, какой бывает только при аппарации, больше ему тут нечего было делать.
***
Шкатулка открывалась простым нажатием поочерёдно сначала на одну звезду, затем на вторую и в последнюю очередь на крестовину меча. Гермиона выяснила это, провозившись с ней битый час и уже перепробовав все самые распространённые заклинания. Когда крышечка с тихим шелестом откинулась, она увидела внутри на чёрном бархате два письма: одно из них было вложено в обычный почтовый конверт, разве что без марок, но и так было понятно, кто мог его написать и кому могло придти в голову купить почтовый магловский конверт, а второе было тоже в конверте и здесь тонкая гладкая бумага, сургучовая печать с оттиском всё того же герба, как и на крышке шкатулки, говорили сами за себя.
Этого не могло быть, но это было, в её правой руке лежало письмо от Гарри, а в левой от Сириуса Блека.
========== Вести из далека ==========
Здравствуй! Столько прошло времени с тех пор, как я видел тебя, столько всего надо тебе рассказать, но это в самом лучшем случае письмо вышло бы страниц так на пятьдесят - шестьдесят, а Сириус ограничил меня двумя - тремя, не надо, говорит, писать роман в письмах, потом увидимся и там уж всё и расскажем обо всех новостях. Впрочем, твои новости я частично знаю, да-да, даже не удивляйся, ты же не думаешь, что всё это время мы не помнили про тебя? Конечно, мы не могли оставить тебя без присмотра, наш человек постоянно был рядом с тобой, но кто - это пока я оставлю в тайне, этого требуют банальные меры безопасности, к сожалению, я не могу исключить возможности, что это письмо, несмотря на все меры предосторожности, всё же может попасть в чужие руки.
Герми, я даже не знаю, где бы сейчас был если бы когда-то рядом со мной не оказалась ты, наверное, меня отчислили бы ещё на первом курсе, после истории с Норбертом. В самом лучшем случае быть бы мне младшим помощником Хагрида, поливал бы тыквы, которые он каждый год выращивал на хэллоуин, кормил Клыка и флоббер-червей, благо эти твари не отличаются особой прихотливость и, возможно, выжили бы даже у такого безрукого хозяина, как я.
Но раз за разом ты помогала, вытаскивала нас с Роном из самых откровенных передряг, помогала там, где нужны были ум и расчёт. Как же нам не хватает тебя здесь и сейчас! Где твой великолепный острый ум? Знала бы ты, как нужна нам, нужна сопротивлению. Оно ещё пока не достаточно сильно, и нам приходиться пока сидеть в глубоком подполье, но поверь мне - скоро придёт время, и мы сможем поднять голову. Я же прекрасно понимаю, что и ты и Андромеда с Тедди, вы все всего лишь заложники, Волан-де-Морт (Гермиона поморщилась как от зубной боли, Гарри никогда не испытывал того благоговейного или жутковатого трепета перед именем Лорда, которое испытывали остальные. Он, ну и ещё Альбус Дамблдор совершенно спокойно звали его по имени тогда, когда для остальных он был тот-кого-нельзя-называть. Да и она сама уже успела отвыкнуть от этого имени, сейчас для всех он Лорд, Великий Лорд,
Я много думал об этом, у меня есть пара не плохих идей, но пока нет возможности осуществить их, ещё немного, моя дорогая, и ты будешь с нами, вы все будете в безопасности.
Помни, мы с тобой, мы рядом даже тогда, когда ты этого не ждёшь. Тем более теперь, когда у нас есть связной, к тому же этот связной сильный и способный маг.
Я даже описать тебе не могу, что было со мной, когда я увидел Сириуса, я опробовал на нём всё, что только мог: зелье, возвращающее первоначальную форму, чтобы убедиться, что это не кто-то, выпивший оборотного зелья, Сириуса потом два дня тошнило, я испытал на нём лигилименцию, должен же я был как-то увериться, что это он, я провёл ему опрос, даже почти что форменный допрос, задавая вопросы, на которые ответить мог только он. И лишь после этого я едва не свихнулся от счастья, Джинни до сих пор как-то странно косится на меня, говорит, что у меня взгляд полубезумный стал.
Сириус, я бы даже подумать не мог, что он жив, я же своими глазами видел, как он упал туда, у кого бы я не спрашивал о назначении этой арки, никто толком не знает, это само по себе странно, не вериться мне, что сколь угодно редкий артефакт, многие годы простоявший в стенах министерства, не был изучен вдоль и поперёк. У меня есть только одно объяснение - когда её нашли (ещё в пятидесятых годах, вблизи Гринвичевской обсерватории, на против Собачьего острова, я проверял), кто-то знал, что это такое, и этот “кто-то” поработал над тем, чтобы все данные об арке были скрыты, возможно, это человек из самого министерства, который имел доступ к документам, книгам и прочему. Впрочем, это только мои домыслы. Может и действительно она столь древняя, что с тех пор и не осталось никаких письменных данных о её назначении. Однако, Сириус Блек жив и на нашей стороне, его никто не ищет, никто не подозревает, для всех он собака, которую ты подобрала на улице и которая сбежала от тебя (даже я не придумал бы лучше, мой поклон - это была потрясающая идея!), и это наш козырь, а вторым нашим козырем будет твоя помощь, всё ещё поправимо! Мы ещё можем всё исправить!
Жди, скоро мы увидимся с тобой!
Гермиона отложила письмо, ей казалось, что она уже давным-давно утратила способность плакать, она просто атрофировалась за ненадобностью, в этом мире слабые погибали быстрее, чем успевали достать платок, утереть глаза, а она хотела жить, даже вот так, как сейчас, это желание было таким простым и таким привычным, что она уже сейчас и не вспомнит, когда в последний раз сидела вот так, обливаясь слезами. Что-то скрипнуло - это Глотик, чувствуя состояние хозяйки, запрыгнул на кровать и сел рядом с ней, нервно дёргая пушистым как щетка хвостом и заглядывая ей в глаза.
– Что, Глотик, не привык, чтобы я так расклеивалась? Сейчас, подожди, я соберусь. Ты же знаешь - и не такое бывало, мы с тобой всё пережили: войну, проигрыш, я ещё и заключение в Азкабане, хоть и без дементоров, хоть и гораздо короче оно было, чем, например, у Сириуса. Потерю родителей, конечно, это не совсем потеря, но мало от неё отличается, я не видела их уже много лет и вряд ли когда-нибудь ещё увижу. Мне казалось, что я уже успела со всем этим смириться, а оказывается - нет, не смирилась, просто спрятала куда-то глубоко-глубоко.
Она вытерла тыльной стороной ладони мокрые дорожки на щеках, она не могла и не имела права быть слабой, это письмо, оно задело слишком болезненные воспоминания, всколыхнув их, заставив вновь пережить все самые жуткие и трагические моменты в её жизни, но всё это так или иначе было позади, а она была здесь, у неё вдруг появилась надежда, на то, что действительно всё ещё каким-то чудом можно поправить, хотя рационализаторский ум и подсказывал, что вернуть всё на свои места им точно не удастся, слишком много времени прошло, слишком много всего наворочено, эти раны им никогда не залечить.