Под стук колес
Шрифт:
– Эх, дорожка, фронтовая, не страшна нам бабёнка любая.
Уже прошло 12 лет после Великой Победы, а ему всё ещё снились немецкие мессеры, взрывы бомб, и нелёгкие, фронтовые дороги. Прибыв на место, он сначала выгрузил кадку, за ней котёл, потом две фляги с брагой, занёс всё это в избушку и растеряно остановился. Не было змеевика! Ругая себя, на чём свет стоит, вылил брагу в кадушку, а пустые фляги бросил в сани и, хлопнув дверью, заторопился домой. До деревни было километра четыре и как не торопись, а время идёт. Возвратившись назад, к зимовью, Иван увидел, что дверь в избушку открыта, но не придал этому
Одесситы говорят: Париж – это не Одесса, вот Одесса – это Париж! А если Вы были в Одессе и не были на Привозе – значит, Вы нигде не были. Вдруг старый еврей встрепенулся, он почувствовал свой интерес, как только лесничий вышел из вагона. Нет, дядя Сеня не был жуликом, Боже упаси! Он просто был одесситом, и ещё не видя нужного себе человека, уже кое-что за него знал. Он тут же достал ворох старых накладных, и в ожидании клиента, начал внимательно их изучать, а когда в конторку вошёл лесничий, то было такое ощущение, что именно сейчас решается судьба мира.
– Здравствуйте – Иван подошёл к стойке, за которой, с озабоченным видом сидел Сеня. – Вы принимаете волчьи шкуры?
– Волчьи шкуры? Вы что, серьёзно? – Старый еврей с сожалением оторвался от важных бумаг.
– Ну да, а шо?
– Тогда удивите нас.
Иван снял с плеч увесистую котомку, развязал её и начал доставать шкуры. Опытный глаз приёмщика сразу увидел свой интерес.
– Что-то я не понял, а Вы как их взяли? – спросил Сеня, рассматривая шкуры – никаких следов стрельбы, капкана или петли.
– Сима! – Позвал он жену, которая частенько заменяла его. – Иди, посмотри на этого волшебника.
– А что, таки хорошие шкуры – сказала Сима. – И стоило меня звать?
– А ты спроси, как он их взял!
– Ой, не морочь мне голову, я, что работник ОБХСС?
.-Когда ты спрашиваешь за деньги, я думаю, что таки да, – парировал он.
– Ладно, мне некогда. – Сима вышла на улицу, а Сеня начал расспрашивать лесничего про его жизнь, за удачную охоту, а тот, по простоте душевной, рассказал какой урон нанесли ему волки.
– Вы знаете, товарищ Рябоконь, я Вас очень уважаю, но я бедный еврей и мне не нужен этот гембель.
– Это Вы о чём?
– Поймите меня правильно, я не
– И шо теперь?
– Ну, я могу их взять, но только ради Вас и то по пятьсот рублей за шкуру, и это притом, что я очень рискую.
– Хорошо, я подумаю. – Иван засунул шкуры в мешок и, кипя от негодования, вышел на улицу. Сделав десяток шагов, он увидел милиционера, и направился прямиком к нему.
– Товарищ старший сержант, разрешите обратиться. – И лесничий рассказал о жадном еврее, его предложении и попросил принять радикальные меры. Войдя в конторку, милиционер поинтересовался, почему произошёл конфликт.
– А Вы спросите, как он их взял, нет, Вы таки спросите!
– Ну! – старший сержант повернулся к Ивану. – Говори сюда, я слушаю.
Иван, мысленно проклиная себя, начал рассказывать и о браге, и что забыл змеевик, и как волки лежали пьяные в избушке…
– Ясно. Шкуры, как неправильно добытые, подлежат конфискации, а за изготовление самогона, сам знаешь, на первый раз штраф триста рублей.
Иван Рябоконь возвращался домой в общем вагоне и сидя за столиком, с почти пустой бутылкой «Московской», время от времени восклицал:
– Волки! Ах и волки! Ну собаки!
Соседи по купе, глядя на его пудовые кулаки, почему-то стеснялись задавать вопросы и только сочувственно вздыхали, поглядывая на пустеющую, на глазах бутылку.
В ночном
Кольке исполнилось одинадцать лет и ему наконец-то разрешили поехать в ночное! Как он мечтал об этом! Тёмная ночь, звёздное небо, костёр и тишина… Никто не заставляет мыть ноги, чистить зубы и ложиться спать. Можно бесконечно долго лежать на спине и смотреть на огромное множество мерцающих звёзд. И вот сбылось. Они вдвоём гнали лошадей в ночное. Правда, гнали – это громко сказано. Уставшие животные шли спокойно с вечернего водопоя, в широкую, степную долину, где их ждало, по-весеннему, сочное, душистое разнотравье.
Ещё засветло, они собрали достаточно хворосту и кизяка, развели небольшой костёр и расположились возле него на отдых.
– Дядя Вася, а мы будем печь картошку?
Василий Иванов, мужчина лет сорока – сорока пяти, был Колькиным соседом и тот его очень уважал.
– А ты взял?
– Конечно!
Ну, тогда будем, а как – же. – Василий внимательно смотрел куда-то вдаль. – Но попозже, не сейчас.
– Дядя Вася, а Вы зачем берданку взяли?
– Да мало ли что. – Задумчиво ответил тот. – Вот глянь-ка лучше туда, не волки ли возле того оврага бегают?
Колька резко вскочил на ноги. На той стороне широкой долины, немного наискосок, серые хищники переходили овраг.
– Они, точно они. Наверно мы их согнали с днёвки.
– Ладно, похоже, уходят. Ты вот что Колька, коня своего стреножь, а то утром не поймаешь.
– Что Вы, дядя Вася, Казбек сам ко мне придёт.
– Ну как знаешь.
Так за разговорами, они и не заметили, как опустилась ночь. Южное небо, огромным, звёздным ковром укрыло землю. Колька лежал на спине и искал знакомые созвездия. Вот Стожары, Большая медведица, а вот и Полярная звезда.