Под жёлтым зонтом
Шрифт:
К утру я понял, что до сих пор получал всего лишь суррогат любви. Проснувшись, Арина закурила в постели, я тут же закашлялся и только сумел простонать: «Пожалуйста!» Она тотчас потушила сигарету, бормоча: «Прости, королевич!» Я удивился: «Как ты меня назвала?» Она без смущения наговорила мне гадостей: «У тебя такое красивое, изнеженное лицо… Кажется, что ты спишь в кровати с балдахином, и ешь с японского фарфора. И у тебя куча золота». Я решился спросить: «А ты хотела бы, чтоб у меня нашлась куча золота?» – «А ты думал! – ответила она. – Только у тебя ведь
Пока Арина одевалась, я мучительно подыскивал слова, которые могли бы ее удержать. И брякнул наугад: «Хочешь, я куплю тебе квартиру?» Кошачьи глаза так и впились в меня: «Ты шутишь, королевич?» Я упрямо повторил: «Куплю». Вернувшись к постели, она почти с жалостью произнесла: «Ты такой молоденький… Откуда у тебя деньги, бутончик мой?» Мне пришлось признаться, что их только и хватит на однокомнатную квартиру.
Арина вытянулась рядом со мной поверх одеяла: «И что же ты хочешь взамен?» У меня вырвалось: «Тебя!»
«Нет, – подумав, сказала она. – Этого я не могу обещать. Больше всего на свете я хочу принадлежать себе. Больше отдельной квартиры. Но я могу пообещать, что никто не войдет в нее, кроме тебя».
Я тут же согласился. И мы оба сдержали слово. Правда, с тех пор меня не оставляло ощущение, будто Арина каждым своим вздохом доказывает, что я купил ей всего лишь квартиру. И не больше.
Только позднее я понял, что квартира не представляла для нее предмета благосостояния. Арина нуждалась в уединении, чтобы без помех погружаться в заветную пучину, где находила, как жемчуг – на самом дне, сюжеты и образы. Материальная сторона дела интересовала ее меньше всего. Я догадался об этом, когда, подарив ей золотые часы, услышал равнодушное: «А, спасибо, королевич! Часы – это нужная штука. За временем надо следить, а то оно имеет обыкновение ускользать…» По-моему, она даже не поняла, из какого металла они изготовлены.
Мама встретила меня в прихожей и, вцепившись в рукава пиджака, взволнованно зашептала:
– Детонька, ты только не сердись. Там пришла одна женщина… Она умеет снимать порчу, привороты…
– О нет! – по-Арининому простонал я. – Ты все-таки это сделала?
– Я не могу больше смотреть, как ты мучаешься!
– Я не мучаюсь, мама! Как тебе объяснить?! Я счастлив!
– Я вижу, как ты счастлив! Таешь с каждым днем.
– Не растаю!
Когда мама забывала, сколько мне лет, приходилось немного построжиться, это действовало на нее отрезвляюще. Но стоило ей вот так, как сейчас, обиженно заморгать, меня сразу тянуло обнять ее. Уткнувшись в мой галстук, она умоляюще проговорила:
– Ну, Кирюшенька, пожалуйста! Ну, мальчик мой! Она только проверит и все.
– Мама, – взмолился я, – зачем Арине меня привораживать? Он только вздохнула бы с облегчением, если б я куда-нибудь исчез.
– Не окажется ничего и хорошо. От тебя же не убудет, если она посмотрит.
– Все это не имеет смысла, – мне вдруг стало тоскливо, будто сейчас с меня и вправду могли снять чары. Тогда я остался бы голым и беззащитным
Но мама не сдавалась. Просунув свою тоненькую ручку в мою, она решительно кивнула в сторону комнаты: «Пойдем». Так она и ввела меня, своего маленького мальчика, за руку. Сидевшая в уголке дивана женщина поднялась мне навстречу. Ей было около пятидесяти, и в ее внешности я не обнаружил ничего, что принято считать приметами ведьм. У нее были плохо прокрашенные каштановые волосы, короткие и гладкие, небольшие серые глаза, заурядный нос. Я поздоровался, и она подала руку, теплую и чуть шершавую. Я тут же подумал, что сеанс уже начался, и, прикоснувшись ко мне, она считала какую-то информацию. Может, так оно и было, потому что Ксения Петровна (так ее звали) вдруг нахмурилась.
– Что, плохо мое дело? – спросил я, решив особенно не задираться.
Не разжимая руки, она усадила меня на диван – все молча. «Таинственности напускает», – предположил я и пожалел, что Арины нет рядом: ей могла бы пригодиться эта сцена. Мама бесшумно застыла у окна и цепко ухватилась за пуговицу на домашнем платье. «Оторвешь», – хотел было предостеречь я, но решил не мешать ведунье.
– От той женщины – никакой угрозы, – наконец сказала она.
Я с облегчением улыбнулся маме, но Ксения Петровна настойчиво удержала мою руку. Я вопросительно посмотрел на нее, и она сделала знак бровями.
– Мама, разогрей мне чего-нибудь, – попросил я, чувствуя, что заинтригован. – У меня мало времени.
Когда она вышла, Ксения Петровна заговорила так внушительно, будто пыталась запечатлеть все сказанное у меня в мозгу:
– Это правда на счет вашей женщины. Но вас подстерегает другая опасность.
Мне стало смешно:
– От другой женщины?
– Нет. От мужчины.
– От мужчины?
– Вот именно.
Тут уже мне стало не по себе. Я попытался уточнить:
– Какого рода опасность?
– Не берите конверт, – сказала она уверенно. – Какой бы конверт вам не подали в ближайшие недели, не берите его.
– Там будет взрывчатка? – спросил я. – Но у меня нет заклятых врагов.
– Это вам так кажется. По вашим глазам видно, что вы верите всему, что вам скажут.
Она вдруг тихонько засмеялась и выпустила мою руку.
– Что такое? – насторожился я.
– Вы похожи в профиль на верблюжонка. Красивого, грустного верблюжонка. У вас такая длинная шея.
– Я весь длинный. У меня рост около двух метров. Сколько я вам должен?
Она без малейшего смущения назвала цену. Мне никогда не удавалось так легко говорить о деньгах. Я достал бумажник и еще раз спросил:
– Значит, с той женщиной у меня все будет нормально? А как, именно, не скажете? Может, поднапряжетесь? Я доплачу.
Мне так хотелось это узнать, что я боялся себя выдать. Но она только уклончиво посоветовала:
– Вам придется принять ряд непростых решений. Но если вы все сделаете правильно, ваша дама сердца склонится к вам.
– Как это – склонится?