Под знаком Близнецов
Шрифт:
— Ну, папа всегда был немного нервным. Он предпочитал жить здесь, в глуши. Пока была жива мама, она постоянно пилила его: «Давай купим дом в городе!» Но папа утверждал, что любит тишину и птичье пение по утрам.
Да, похоже, дело не только в птичках. Человек закапывается в глушь, окружает себя верными и преданными слугами, нашпиговывает дом камерами видеонаблюдения… Ясно ведь, что Гольцов чего-то боялся. Но вот чего? Что мозамбикские повстанцы явятся в Тарасов за своими сокровищами?!
Они вошли так быстро, что я не успела среагировать как надо.
Десять человек — восемь в камуфляже
— Лежать, бояться! — сказал один из громил с чудовищным акцентом. Остальные заржали, и я поняла, что дело плохо. Когда люди с автоматами наперевес начинают смеяться, это значит, все серьезнее, чем можно представить.
У этих были автоматы — причем не «АК», гордо красующиеся на гербе Мозамбика, и не «Кипарисы» с небольшой дальностью боя. Это были короткоствольные «узи» — тоже в своем роде классика.
По тому, как они держали свое оружие — легко, словно не замечая, было ясно, что это не дилетанты.
Они вошли и быстро рассредоточились по гостиной, заняв в незнакомом помещении стратегически важные точки. Сразу перекрыли мне подходы к окнам. Кто-то подошел и остановился у кресла Катерины, кто-то возле дивана, где неподвижно лежал Альберт Николаевич.
Один втащил в комнату Машу, заломив ей руку за спину. По тому, как он держал девушку, я поняла, что он не охранник, а солдат — привык не церемониться с гражданским населением. В глазах у Маши дрожали слезы, девушка кусала губы. Первая мысль, мелькнувшая в моей голове, была: «Какое счастье, что Маша подслушивала у двери, вместо того чтобы выполнить мою просьбу и привести детей в дом! Наверняка горничная заинтересовалась историей про алмазы, и террористы застали ее врасплох».
Впрочем, они застали врасплох и меня. А это уже никуда не годится. Где, черт подери, Глеб, который должен был поднять тревогу при виде вооруженных мужчин?!
Хотя, скорее всего, бедный парень лежит внизу с перерезанным горлом — выстрела я не слышала, а просто так мимо себя парень бы их не пропустил.
Да, такого я не ожидала. Один злодей, двое, трое… Ну, четверо… Пять-шесть — уже сложно. Но восемь… У меня нет шансов спасти всех заложников. А с того момента, как эти громилы проникли в дом, семья Гольцовых и их слуги превратились в заложников. Женщины, дети, раненый Альберт. От Васи толку мало, он скорее обуза в критической ситуации, чем подмога. Небольшая надежда на Макара — мужик он молодой, в хорошей физической форме. Опасность угрожает его жене и детям, так что на его месте любой мужчина становится опасен…
Но тут распахнулась дверь и в гостиную вошел Макар Светозарович. На красивом лице режиссера появилось выражение крайнего изумления. Один громила повел автоматом, и Гольцов, ни слова не говоря, опустился на диван в ногах у Альберта. Жаль, а я рассчитывала на его помощь…
Я взглянула на Катерину. Женщина сидела, выпрямив спину, глаза на побледневшем лице горели, ноздри раздувались. Ох, только бы Гольцова не наделала глупостей! Женщина страшнее тигрицы в момент, когда опасность грозит ее детям… Надеюсь, близнецы в безопасности. В перископ прекрасно виден весь двор, дети наверняка заметили чужие машины. Ведь не явились эти типы пешком, верно? Значит, у них пара джипов или микроавтобус.
Что я могу сделать?
Я могла бы в течение трех минут оказаться далеко отсюда. Но это в случае, если бы я была одна. Возможно, такое поведение было бы наиболее разумным, хотя и выглядело бы довольно дико. Оказавшись на свободе, я могла позвать на помощь. Через сорок минут здесь будет отряд полиции или профи из частного охранного предприятия. Ребята помогут мне расправиться с террористами. Но вот шансы заложников при этом тают, как льдинка в бокале. Гольцовы останутся в руках вооруженных злодеев. Нет, пожалуй, я поступлю неразумно и останусь здесь. Подожду подходящего случая — может, удача повернется ко мне не задом, а более приятной частью тела?
Для начала мне нужно понять, кто такие эти ребята и что им нужно в доме Гольцовых. Хотя я уже примерно представляю, кто они и откуда… Наемники, из тех, кто сделает за деньги что угодно. Таких предостаточно в разных странах мира. Они кочуют по земному шару вслед за войной. Сегодня они служат одним, завтра, глядишь, воюют на стороне их противников. То обучают повстанцев в наскоро созданных лагерях, а то вступают в правительственные войска. Они питаются падалью, как грифы. Несут смерть всему, что движется, сами оставаясь невредимыми в любом адском котле — ведь они профи, их учили выживать там, где выжить невозможно. Я это знаю, я и сама такая. Точнее, была такой…
Двое в штатском вышли вперед и остановились посреди гостиной. Я обратила внимание, что эти мужчины стары — вероятно, ровесники покойного Гольцова. Их темные лица были морщинистыми, как изюм. Вообще у всех визитеров лица были загорелыми, причем загорали они не в солярии, дураку ясно, а под солнцем, гораздо более жарким, чем наше.
Старики были одеты в тяжелые драповые пальто с меховыми воротниками и каракулевые шапки. Такого я не видела со времен, когда СССР — великий и ужасный — был еще в силе и члены ЦК КПСС принимали парад на Красной площади, одетые точно так же. Один из стариков был высок и седовлас, другой — меньше ростом, лыс. Тот, что поменьше, постоянно покашливал в белоснежный платочек, деликатно поднося его к губам. Второй выглядел поздоровее, но оба явно мерзли.
— Ведите себя разумно, и никто не пострадает, — заявил маленький и лысый приятным голосом образованного человека.
— Наши имена вам знать необязательно, — неожиданно тонким голосом сказал высокий. — Ваши мы знаем.
— Зовите нас… ну, к примеру, Давид и Голиаф. Давид — это я, — сообщил маленький. — Нам предстоит какое-то время довольно плотно общаться, так что эти имена вполне подойдут.
— Сейчас вы расскажете нам то, что мы хотим знать. Потом мы покинем этот гостеприимный дом, и вы нас никогда больше не увидите.