Подкравшийся незаметно
Шрифт:
– Сейчас покажу, только ты отвернись.
– Нет, мне хочется посмотреть. А потом я тебе покажу.
– Ну вот, смотри.
Коржаков осторожно показал из штанов кусочек ствола.
Голый Лебедь тоже подошел к своей одежде и смело и просто достал оттуда свое мощное оружие. Увесисто покачал его на ладони.
– Видал?
Коржаков зачарованно смотрел на могущество Лебедя. У него раздувались ноздри.
– Теперь свой доставай полностью!
– властно сказал Лебедь.
Коржаков осторожно подчинился, достал
– Во какой у меня...
Пистолеты сблизились. Казалось, между ними сейчас проскочит электрический разряд, настолько велико было напряжение генералов. Они оба тяжело дышали, а их руки, держащие мужское могущество, дрожали. Бесконечные секунды продолжалось это поразительное напряженное молчание. Наконец Лебедь облегченно засопел и выдохнул:
– У меня... У меня больше.
В этот момент напряжение спало и у Коржакова, он понял, что проиграл, но все же не хотел признавать свое поражение.
– Ну разве что на чуть-чуть...
Уже через минуту генералы, позвав охрану в предбанник, сами удалились в парную.
– Ну что, значит, теперь мир?
– спросил Лебедь.
Коржаков чуть покраснел и смущенно сказал:
– После того, что между нами было - мир. Альянс. Ты только не говори никому...
Глава 26
Выйдя с работы на улицу Ельцин увидел на своей машине оранжевый блокиратор.
Так, этого еще не хватало. Их же, вроде, отменили.
Надо звонить мэру Лужкову. Он там совсем уже в этой своей кепке...
Ельцин снял с плеч рюкзак с аппаратом правительственной связи "Каскад-3" и покрутил заводную рукоятку. "Каскад-3" дал три коротких гудка и три длинных, что означало соединение.
– Барышня! Барышня!
– прокричал Ельцин.
– Соедините меня с Лужковым!
...Он лично знал эту барышню. Ею была старейшая работница правоохранительных органов - бабушка-божий одуванчик Светлана Панасониковна Аллилуева, которая лично знала многих партийных деятелей. Все они всегда кричали ей одно-единственное слово:
– Барышня!
Светлана соединяла говорящего с кем попрошено, не забыв при этом дать ему сердобольный совет:
– Иосиф Виссарионович, вашу поясницу лучше лечить накладками из собачьей шерсти. Как рукой снимает.
– Товарищ Фурцева! Третью петельку нужно со спицы снимать, иначе узор не получится.
– Никита Сергеевич, а кукуруза-то за полярным кругом не вырастет.
Все сановники благодарили женщину и желали ей доброго здравия, удивляясь при этом, почему она еще жива.
Светлана Панасониковна опознала голос Ельцина.
– Борис Николаевич, вам нужно бросить пить.
– Да я бросил.
– А что же голос такой?..
– Простыл в Лапландии, - пошутил Ельцин.
–
В трубке захрипело, и сквозь помехи прорезался уверенный голосок городского головы.
– Говорит городской голова.
– Голова садовая, кепка пудовая, - пошутил Ельцин.
– Это я.
– Кто я?
– Дед Мороз.
– Что такое?.. Это вы, Борис Николаевич?
– Я, я.
– Здравствуйте, Борис Николаевич. А я думал, Ресин балуется.
– Здравствуй, здравствуй... Ты чего это?
– Чего, Борис Николаевич?
– А того!.. Какой... Кто из твоих мудаков умудрился мне блокиратор на колесо надеть?
– Вам надели блокиратор на колесо, Борис Николаевич?
– удивился Лужков.
– Да, любезный, именно на колесо.
– А как вы думаете, кто?
– Конь в пальто!.. Это ты меня спрашиваешь? Кто у нас в городе хозяин? Догадайся с трех раз.
– Я хозяин, Борис Николаевич?
– Молодец, угадал. А президент у нас кто, знаешь?
– Ну, это просто! Президент у нас Ельцин. Значит, вы президент.
– Ну и какого же хрена президенту такую ты отчудил, понимаешь?!. Как я теперь домой поеду?
– А где у вас машина стояла, Борис Николаевич?
– Где всегда, понимаешь. Возле моей работы.
– Так там же теперь стоянка запрещена!
– Это ты к чему?
– вдруг испугался Ельцин. Предчувствие чего-то ужасного сдавило его горло непонятной тоской.
– Вы нарушили, Борис Николаевич.
– Ну...
– начал было Ельцин, но в горле запершило, слова застряли.
– Боюсь, придется платить, Борис Николаевич.
Ельцин замолчал. Тягостное молчание затянулось.
Первым не выдержал Лужков:
– Борис Николаевич!
– Что?
– глухо спросил Ельцин.
– Вы же сами говорили, что перед законом все равны.
– Когда это я такое говорил?
– В 1991 году, где-то в августе примерно. А что?
– Хм, не помню.. Но фраза хорошая. Хорошая фраза. Сам придумал или подсказал кто?
– Кому?
– не понял Лужков.
– Ну, кому, кому... Не тебе же... Кто говорил? Я говорил. Значит и подсказали мне. А может, сам придумал?
– Вот этого, честно говоря, не помню. Просто не помню. А это важно, Борис Николаевич?
– Мне сейчас важно домой попасть. А как?
– Борис Николаевич, - в голосе Лужкова были успокаивающие интонации и это разозлило президента.
– Что "Борис Николаевич"? Ну что "Борис Николаевич"?!.
– Борис Николаевич, вы не пугайтесь только. Но если там поблизости никого нет, то наверное они появятся только завтра. Просто эвакуаторная машина не успела до конца смены забрать вашу машину в отстойник, и они поставили блокиратор, чтобы не упустить тачку. Завтра с утра заберут.