Подкравшийся незаметно
Шрифт:
– Ну, Борис Николаевич... Мне не кажется эта идея удивительно свежей. Свежа, конечно, но не на удивление.
– Ладно, я шучу. Что я, не помню что ли, что уже есть такое название. Не один ты про Шолохова слышал... А как предлагаешь назвать книгу?
– Думаю, название должно быть ударным и эпатирующим, иначе раскупать не будут. Лучше сделать книгу в форме детектива или сексуальных похождений молодчика из провинции. Это народ любит. А в названии обыграть какие-то уже проходившие и хорошо себя зарекомендовавшие популярные названия. Например, "Записки дрянного президента". Или "Это
– Лучше уж просто "Бешеный президент", - увлекся Ельцин.
– Первые книги про вас уже были, значит последующие можно назвать "Президент возвращается" или "Президент наносит ответный удар". Или так "Излечение раковых опухолей методом уринотерапии."
– Эк тебя... А я тут при чем?
– Типа, рецепты от Ельцина!
Ельцин покрутил пальцем у виска:
– Как у тебя с головой? Коррекция не нужна? Мочу же пить противно, с точки зрения электората. Ты мне все голоса похеришь, весь авторитет.
– А зачем вам авторитет, Борис Николаевич? Вам ведь больше не избираться!
– Тоже верно. Но все равно, при чем тут уринотерапия? Ты сам-то мочу пил?
– Только вашу, Борис Николаевич.
– О! Это когда это?
– Периодически пью. Скажу по секрету, ваш персональный сантехник сделал отвод от президентской канализации и приторговывает мочой. Ваша моча славится у аппарата и в правительстве особенными целебными свойствами. Втридорога покупают. Ссорятся из-за нее.
– Ушам не верю, - покачал головой Ельцин.
– Я тоже сначала не верил, но потом попробовал. На месяц забыл, что такое печень! Уринсон так тот вообще на вашей моче только и живет. Впрочем, по фамилии видно, что ему должно помогать.
– И почем же идет моя моча?
– По цене "Абсолюта".
– Разумная цена, - согласился Ельцин.
– Но субординацию нужно соблюдать. Отчего не поставили меня в известность? Закон о трансплантации органов говорит, что нужно спрашивать разрешения у донора, либо у его родственников, если донор уже лыка не вяжет.
– Я думаю, сантехник просто боялся, не хотел терять монополию. И потом, это ведь не совсем орган, хотя вас бесспорно можно назвать донором... Прикажете перекрыть трубу с живительной влагой?
– Нет, зачем же добру пропадать. Пускай люди лечатся... Но книгу так называть не надо: все равно на всех страждущих моей мочи не хватит. Еще есть варианты названий?
– Хорошее узнаваемое название украл у нас хулиганский писатель Никонов - "Подкравшийся незаметно".
– Кто такой?
– Журналюга. Прикажете стереть в лагерную пыль?
– Ты сам журналюга бывший. Поаккуратнее надо с коллегами. Свобода прессы - это святое. Правда, это не относится к личной свободе некоторых хулиганствующих элементов. Даже если они и работают журналистами.
– Так посадить или что?
– не понял Юмашев.
– Пока я президент, никому прессу трогать не дам.
– А вам не обидно, что вас разные щелкоперы поносят прилюдно?
– Знал, на что шел. Президент не кисейная барышня. Чего им меня хвалить? Что я , Пугачева что ли? Не пою, не пляшу. Иногда только оркестром дирижирую. И то достаточно редко.
– Еще Ирландию проспали, - подсказал Юмашев.
– Во-во! Не разбудили, подлые.
– Ну, вас разбудить довольно сложно было.
– Кто старое помянет, тому глаз вон.
Юмашев испуганно прикрыл глаза ладонями:
– Да что вы, Борис Николаевич, я пошутил!
– Я тоже в юморе...
– ответил Ельцин, пряча вязальную спицу.
– Ладно, на сегодня все. Над названием все же подумай. Мне бы хотелось чего-то большого и душевного, типа "Сердце матери" или "Широкая грудь".
...После Юмашева в кабинет президента зашел Немцов. После того, как Ельцин уволил Немцова, они часто общались не по работе, а для души. Ельцин испытывал к кучерявому конкретную симпатию. Еще когда Чубайс предложил взять на работу Немцова, Ельцин тепло улыбнулся и кивнул:
– Пускай работает паренек.
Паренек круто взялся за дело. На следующее утро после заступления его в должность, все колеса правительственных машин оказались проколотыми, кроме колес президентского лимузина. Ельцину жаловались на неизвестного злоумышленника, но Борис Николаевич только хитро хихикал в ладошку. Дело в том, что накануне он сам отточил на кухне и передал Немцову клевое шильце.
Борис Немцоввошел широкой уверенной походкой.
– Широко шагаешь - штаны порвешь!
– по-стариковски предупредил Ельцин.
Думая, что это лишь глупые старческие причуды, не имеющие никакого отношения к реальности, и желая показать, что ему все по лампы, Немцов нарочито сделал последний шаг очень длинным. Раздался треск разрываемой материи.
– Оп-па! А я что говорил!
– развеселился Ельцин.
Штаны Немцова из хорошего дорогого материала, купленные за большие деньги, треснули по шву и развалились пополам. Кроме того, от них оторвались лямки, в которые засовывается ремень, сам ремень лопнул, штаны упали, из карманов вывалились мелкие вещи. Немцов споткнулся о свалившиеся штанцы и рухнул на пол.
– Ха-ха-ха-ха!!!
Это был смех Ельцина. Ему вторил тонкий смех Немцова:
– Хи-хи-хи-хи!
Немцов был передовым человеком и мог первым посмеяться над собой.
"Да, вот он, руководитель новой формации!" - с удовлетворением подумал Ельцин и тут же спросил себя: "А смог бы я вот также беззаботно и беспечно смеяться?" И ответил себе: "Нет, не смог бы. Старею..."
– Красивые у тебя трусы, - похвалил Ельцин молодого политика.
Трусы действительно были весьма недурны - парашютного шелка, в огромных красных горохах. Эти красные горохи на белом фоне умилили Ельцина: в детстве у него была такой же расцветки кружка для молока. Мать купила ее в селе Бутка у пленного немца по имени Фриц Диц. Ельцин окончательно понял, что он не ошибся когда-то в выборе вице-премьера. Равно как не ошибся и потом, уволив кудрявого.