Подлинная жизнь Себастьяна Найта
Шрифт:
Да вы просто художник, - сказал я, чтобы что-то сказать.
Пал Палыч, полоскавший стаканы в махонькой кухонке, засмеялся и крикнул через плечо:
Он у нас разносторонний гений. Играет на скрипке, стоя на голове, за три секунды перемножает телефонные номера и расписывается вверх ногами, не изменяя почерка.
А еще он водит такси, - сказал ребенок, болтая тонкими, грязными ножками.
Нет, я с вами пить не буду, - сказал дядя Черный, когда Пал Палыч поставил стаканы на стол.
– Я, пожалуй, с мальчиком прогуляюсь. Где его одежда?
Отыскали пальтишко, Черный
Вы уж меня простите за эти стаканы. В России я был богат, и в Бельгии, десять лет назад, опять разбогател, да вот потом разорился. Ну, ваше здоровье.
Это ваша жена шьет?
– спросил я, чтобы завязать разговор.
А, да, затеяла портняжить, - сказал он со счастливым смехом.
– Я-то наборщик, да вот только что потерял работу. Она наверняка с минуты на минуту вернется. Вот уж не знал, что у нее есть друзья среди немцев, добавил он.
По-моему, - сказал я, - они с ней познакомились в Германии или в Эльзасе, что ли?
– Он сноровисто наполнял стаканы, но тут вдруг застыл и уставился на меня, разинув рот.
Боюсь, тут какая-то ошибка, - воскликнул он.
– Это, должно быть, первая моя жена. Варвара Митрофанна сроду кроме Парижа нигде не бывала, ну, еще в России, конечно, - а сюда попала из Севастополя через Марсель.Он осушил свой стакан и хохотнул.
Хорошо пошло, - сказал он, с любопытством разглядывая меня.
– А мы с вами прежде не встречались? Сами-то вы мою первую знаете?
Я покачал головой.
Так это вам повезло, - закричал он.
– Черт знает как повезло. А эти ваши друзья-немцы отправили вас гоняться за привидением, потому что вам ее нипочем не найти.
Отчего же?
– спросил я, испытывая все больший интерес.
Да оттого, что как мы разошлись несколько лет назад, так я ее больше и не видел. Кто-то ее в Риме встречал, кто-то в Швеции, - да я и в этом не уверен. Может, она там, а может, - в аду. Мне-то все едино.
А вы не могли бы подсказать какой-либо способ ее отыскать?
Никакого, - сказал он.
Общие знакомые?
Это были ее знакомые, не мои, - ответил он с содроганием.
Фотографии или еще чего-нибудь у вас не осталось?
Слушайте, - сказал он, - вы куда это клоните? Полиция, что ли, ей занялась? Потому что я, знаете, не удивлюсь, если она окажется международной шпионкой. Мата Хари! Ее тип. То есть абсолютно. И потом... В общем, не та это дамочка, чтобы ее забыть, если уж она вам влезла в печенки. Меня она высосала дочиста, и не в одном отношении. Деньги и душу, к примеру. Я бы ее убил... кабы не Анатоль.
А кто это?
– спросил я.
Анатоль? А палач. Который тут при гильотине. Так вы, стало, все же не из полиции. Нет? Ну, это, я полагаю, ваше дело. Но, правда, она меня с ума свела. Я, знаете, встретился с ней в Остенде, где-то, наверное, дайте подумать, - году в двадцать седьмом, ей тогда было лет двадцать, да что, и двадцати-то не было. Я знал, что она любовница еще там одного и все такое прочее, но мне было наплевать. Жизнь она себе как представляла?
– коктейли, плотный ужин часа, этак, в четыре утра и танцы, шимми или как его там называют, ну, и еще таскаться по
Постойте-ка, - сказал я.
– Это для меня важно. В двадцать девятом году она была в Блауберге, одна?
Точно, но это уж в самом конце нашего брака. Мы тогда жили в Париже, потом скоро разошлись, и я год проработал в Лионе, на фабрике. Я, видите ли, разорился.
Вы хотите сказать, что она встретила в Блауберге какого-то мужчину?
Нет, это я не знаю. Понимаете, я не думаю, чтобы она и впрямь так далеко заходила, обманывая меня, то есть не по-настоящему, не на всю катушку, - по крайности, я старался так думать, потому что мужчины-то вокруг нее вечно вертелись, а она, вроде, была не против, чтобы они ее целовали, но начни я об этом задумываться, я бы спятил. Как-то, помню...
Простите, - снова перебил его я, - вы совершенно уверены, что никогда не слыхали про ее английского друга?
Английского? Вы, вроде, про немецкого говорили. Нет, не знаю. Сдается, был в двадцать восьмом году в Сен-Максиме молодой американец, тот чуть в обморок не падал каждый раз, как Нинка с ним танцевала, - и, что же, могли быть и англичане, в Остенде и где угодно, - да меня, по правде сказать, национальность ее ухажеров никогда особенно не занимала.
Так вы вполне уверены, что ничего не знаете о Блауберге и... ну, о том, что за ним последовало?
Нет, - сказал он.
– Не думаю, чтобы она там кем-нибудь увлеклась. Понимаете, у нее в это время был очередной заскок насчет болезней, - она питалась одним лимонным мороженым и огурцами и болтала про смерть, про Нирвану, про что там еще?
– у ней бзик был по части Лхассы, - знаете, о чем я?..
Как ее звали, в точности?
– спросил я
Ну, когда я с ней встретился, она звалась Ниной Туровец, - а уж как там... Нет, я думаю, вам ее не найти. По правде сказать, я часто ловлю себя на мысли, что она вообще никогда не существовала. Я рассказал про нее Варваре Митрофанне, так та говорит, - это, мол, просто дурной сон после просмотра дурной фильмы. Э, да вы уж не уходить ли собрались? Она же сию минуту вернется...
– Он глянул на меня и засмеялся. (По-моему, он малость перебрал коньячку.)
Ой, я и забыл, - сказал он.
– Вы же не нынешнюю мою жену ищете.
– И прибавил: А кстати, документы у меня в полном порядке. Могу вам показать мою carte de travail. И если вы ее найдете, я бы хотел на нее взглянуть перед тем, как ее посадят. А может и не стоит.
Ну, что же, спасибо вам за беседу, - сказал я, когда мы с несколько чрезмерным воодушевлением жали друг другу руки - сперва в комнате, потом в коридоре, потом в дверях.
Вам спасибо, - кричал Пал Палыч.
– Знаете, я так люблю про нее рассказывать, жалко вот, не сохранил я ни одной ее карточки.