Подметный манифест
Шрифт:
Но внезапная сердечная болезнь странно на него повлияла. Он сделался тревожен и склонен отовсюду ждать подвоха. Когда Архаров наорал на подчиненных, грозя им появлением маркиза Пугачева во главе огромной армии, не все отнеслись к выкрикам начальства с должным почтением. Клаварош же поверил безоговорочно - ибо вся эта история просто не могла завершиться хорошо, непременно должны были случиться новые неприятности.
Он крепко призадумался.
Если сбудутся сердитые предсказания Архарова, все Терезины покупатели в последний миг удерут из Москвы кто куда - к родне в Санкт-Петербург, в те подмосковные, что к востоку
Выбрав свободный час, Клаварош отправился в гости.
Тереза и сама ощущала изрядное беспокойство и неуверенность. Она знала - в городе неладно. Катиш, напротив, очень довольная всей тревожной суетой и слухами, пыталась ей растолковать про идущую на Москву армию государя Петра Федоровича, но получилось невнятно - она сама толком не знала, как вышло, что государь очутился в башкирских степях.
Катиш весело успокаивала - государь милостив, будет жаловать за верную службу, и показала листок, исписанный по-русски; сама его прочесть она, впрочем, не умела. Но, будучи спрошена, сочтет ли он управление модной лавкой за верную службу, ответа не дала. В манифестах, что тайно передавались из рук в руки и читались с большой осторожностью, ничего про модные лавки не говорилось. А знающие люди советовали ожидать государя Петра Федоровича к окончанию Петровок и никак не позднее.
Примерно то же самое доносили хозяйкам французских и немецких лавок на Ильинке из русские служанки. И кое-где уже двери были на запоре, окна и днем скрыты ставнями - иностранки покидали сомнительный город.
На всякий случай Тереза убрала с консолей и из-под стекол самые дорогие товары.
Клаварош, войдя, застал ее в лавке одну, занятую рукоделием. Она вышивала в больших стоячих пяльцах шерстью, у ног стояла корзинка с клубками.
– Добрый день, дитя мое, - сказал Клаварош.
– Как дела?
Тереза подняла глаза, сперва ощутила неудовольствие - она не то чтобы недолюбливала Клавароша, а просто все время помнила, какой он видел ее в ховринском доме. Чувство неловкости было едва ли не сильнее чувства благодарности.
Клаварошу было предложено кресло, он осторожно уселся, скрестив перед собой длинные ноги, так, что свободного места в модной лавке почитай что не осталось. Тереза хотела было сказать ему об этом, да собралась с силами и промолчала.
– Плохо. Из-за войны я теряю покупателей. Вот сейчас нужно заказывать новый товар, а я в растерянности - что брать, сколько брать?
– пожаловалась она.
– Коли угодно, я закрою лавку, поднимемся наверх, и я сварю кофей.
Тайный смысл приглашения был: внизу останется Катиш и, коли придут покупательницы, примет их со всей любезностью. А если сидеть с Клаварошем в лавке, то покупательницы заглянут и уберутся прочь.
– Нет, благодарю, - отказался Клаварош. Марфа избаловала его крепким и ароматным кофеем, у Терезы так не получалось. К тому же, он разлюбил лестницы - сразу после того, как начал вставать с постели, он по привычке хотел было взбежать по ступеням, но сердце напомнило о себе.
– Могу предложить ликер и бисквиты.
– Тереза, тебе пора собираться в дорогу. Положение таково, что опасность с каждым днем
Он не собирался пугать Терезу - то есть, прямого намерения вызвать у нее ужас Клаварош не имел. Но он ощущал ее легкое раздражение, вызванное его приходом, он ощущал ее холодность, и обида взяла свое: нельзя же, право, так говорить с человеком, который спас тебя от смерти да и сам недавно чудом уцелел. Клаварошу лишь хотелось разрушить это искусно сотворенное спокойствие. Но подлинного спокойствия в Терезе не было - сразу увидел это по глазам, по стремительному наклону стана вперед, по выпавшей из пальцев иголке.
Тереза понимала, что Клаварош знает больше, чем московские обыватели, больше, чем ловкая Катиш, и не стала задавать глупых вопросов: как, откуда?
– Но что мне делать с лавкой? Кому продать товар?
– спросила она так сердито, как ежели бы Клаварош был виновником войны.
Француз задумался.
– Если ты хочешь вернуться домой, в Лион, то положение у тебя скверное - ты сама знаешь, несколько лавок на Ильинке и в Гостином ряду уже закрылось, твой товар никому не нужен. Если же ты, хорошенько подумав, переберешься в Санкт-Петербург и там откроешь свое дело, то я найду возможность отправить и тебя, и твое имущество под охраной.
Клаварош знал, что Архаров, не говоря лишнего слова, поможет в этом деле.
– В Санкт-Петербург?… Нет. Лучше я вернусь домой. У меня отложены деньги, должно хватить на дорогу и на первое время…
– А потом? Давать уроки музыки? Тереза, ты два года не садилась за инструмент. Теперь придется искать, кто бы тебе самой давал уроки музыки.
Она встала, чуть не опрокинув пяльцы, хотела выпалить нечто гневное - и вдруг поняла, что Клаварош ни в чем не виноват, он лишь опять сказал правду. Ту правду, которую знал. И так, как говорил правду в особняке, совершенно не беспокоясь, что она может огорчить и даже оскорбить возвышенную душу музыкантши.
Тереза никому не рассказала, что минувшим летом музыка вернулась в ее жизнь - влетела, как птаха в окно, пометалась в отчаянии, натыкаясь на стенки и сбивая наземь все, что подвернется, ударами крыльев, а потом выпорхнула, оставив после себя пустоту и осколки…
– Перестань, - сказал Клаварош, - успокойся. Подумай лучше, как убраться из Москвы с наименьшими потерями. Поверь мне, здесь становится слишком опасно. Когда придешь к решению, найди меня, я помогу тебе.
– Хорошо, - ответила она.
Но на самом деле все было плохо.
Проводив Клавароша, Тереза оделась и побежала через дорогу к мадам Лелуар. Та тоже была в великом недоумении - как быть? Но, в отличие от Терезы, она не собиралась возвращаться во Францию. Там, во Франции, она не могла бы так зарабатывать деньги, как в России, да и было в ее прошлом нечто сомнительное - возможно, мадам провела несколько месяцев в работном доме, куда отправляли за распутное поведение…
– Но коли вы возвращаетесь в Лион, я могла бы взять ваши товары по разумной цене, - предложила Лелуарша.
– В Петербурге модных лавок хватает, но я узнавала - есть города Псков и Новгород, куда нетрудно добраться. Можно переехать в Ревель или в Ригу. Это предпочтительнее, потому что они портовые города, при опасности можно сесть на корабль и уплыть. К тому же, в портовом городе умной женщине легко устроиться…