Подметный манифест

Трускиновская Далия Мейеровна

Недоросль хотел было взбрыкнуть, но напоролся на тяжелый взгляд полицмейстера. Да и голос Архаров сделал внушительный.

–  Parole d'honneur, - буркнул недоросль. Эти французские слова Архаров знал и не возражал - да хоть по-китайски, лишь бы соблюл обещание.

–  Некоторые особы в Санкт-Петербурге полагают, что отступление самозванца есть лишь временная мера, и он вскорости двинется на Москву.

–  Чтобы это понять, не нужно быть некоторой особой, - дерзко отвечал Вельяминов.
– Что, разве Москва так уж беспомощна?

Архаров удивился было такой

прозорливости, но тут же сообразил - беспокойный юноша нахватался чужих слов.

–  Что проку в укреплениях и пушках, коли орудуют предатели?
– вопросом же отвечал он.

–  Как предатели? Откуда ж им взяться?
– в голосе недоросля Архаров почуял любопытство. Пока - не тревогу, а праздное любопытство. Уже кое-что.

–  Некоторые особы полагают, что маркиз Пугачев уже вступил в сношения с московскими раскольниками. Но сие вас, господин Вельяминов, не касается. Сторонники самозванца есть и в высшем свете. Это господа, начитавшиеся дурных книг и наслушавшиеся дурных советов. А также интриганы, помышляющие лишь о своем сомнительном благе. Стало быть, прошу о содействии.

–  Какого же содействия вам, сударь, угодно?

–  Очень просто - держите ушки на макушке!
– неожиданно весело посоветовал Архаров.
– И коли что подозрительное, так без промедления ко мне в полицейскую контору жаловать извольте.

–  Доносчиком не буду, - отрубил недоросль.

Архаров внезапно помрачнел.

–  Я ожидал такового ответа, - сказал он.
– И раз он в вашей голове, сударь, образовался, стало быть, нечего и толковать с вами про опасность для Москвы, про долг дворянина, про те ужасы, которыми сопровождается всякое новое завоевание маркиза Пугачева. Все упрется в отвратительное для вас слово «донос».

Недоросль промолчал. Он глядел мимо стоящего Архарова, преисполненный удивительной спеси - спеси честного человека, отвергшего пошлое предложение. Кабы еще не был закутан в пудромантель - так прямо тебе герой из трагедии, вот-вот стихотворным монологом разразится.

–  Коли так - не смею более отвлекать вас от важных дел, - любезно сообщил Архаров.
– Мне еще много визитов наносить. Собираюсь и к вашей тетушке заехать.

–  Неужто попытаетесь завербовать?

Недоросль перешел в наступление. Конечно, сделать осведомительницей восьмидесятилетнюю старуху - мысль забавная. Но Архаров не к тому клонил.

–  Зачем же? Мне общество вашей тетушки приятно, она все анекдоты минувшего царствования отменно помнит. Ну а я ее новыми анекдотами снабдить могу. Она им будет рада.

–  Да, этого добра у вас, должно быть, довольно. И из столицы получаете?
– полюбопытствовал недоросль.

–  Зачем же? И в Москве немало анекдотов случается. Вон везу вашей тетушке одну штучку… - из глубины большого кармана Архаров добыл стопку коричневых конвертов, выбрал нужный.
– Вексельков там у меня парочка. Общей суммой на тридцать две тысячи рублей.

Недоросль окаменел - он понял, о каких векселях речь.

Коли богатая, но в старых понятиях живущая тетушка узнает, какие суммы способен проиграть наследник, то первым делом - завещание

в клочья!

Тут господин Вельяминов сделал глупость - ни слова не сказав, вскочил и прямо в белоснежном пудромантеле, как красавица в накидке-»адриенне», кинулся отнимать у Архарова пакетик. Разумеется, был одним лишь единственным коротким тычком отброшен в сторону.

–  Ты, сударь, видать не знал, что мой кулак на всю Москву славится, - сказал Архаров, повернулся и вышел из гостиной.

Прощаться было рано.

Он довольно быстро спустился по лестнице в сени, и там его догнал лакей.

–  Барин просят вернуться!

–  Барин знает, где я проживаю. Спроси на Пречистенке дом Архарова - всякий покажет, - не оборачиваясь, сказал Архаров.

Он знал, что, вернувшись к себе, обнаружит в гостиной юного господина Вельяминова - да, сдается, не только его. Разбираться с недорослем сейчас не было времени - Архарову предстояло объехать еще несколько неудачливых картежников.

Карета колыхалась на московских колдобинах, обер-полицмейстера мотало по широкому заднему сиденью. Он стал было готовиться к следующей малоприятной беседе, но, разыграв ее в лицах до середины, сбился. Память стала выкидывать картинки, но, понятное дело, задом наперед - от штурма притона в Кожевниках, отдельно предъявив внутреннему взору шкатулку с документами, к рулетке в Дунькиной гостиной, и, понятное дело, к тому вечеру, когда Дунька прибежала в старом своем сарафане возвращать долг. Далее память опять устремилась вперед - к тому разговору под лестницей, когда Архаров пытался подарить Дуньке золотые браслеты, она же неизвестно почему отказалась их принимать. Наконец карету особо крепко тряхнуло, и Архаров заорал Сеньке, что не дрова-де везет, негодяй!

То, что Дунька вспомнилась так ярко, почти ощутимо, вполне могло означать, что шальная девка где-то поблизости, может, даже помышляет про обер-полицмейстера. Архаров ухмыльнулся - обоим было что вспомнить после той занятной встречи. Дунька ему нравилась своей простотой - кабы еще не кобенилась и взяла браслеты, нравилась бы более.

И тут архаровская память резко вильнула в сторону. Вернее, ход ее мог быть разложен на картинки: Дунька, браслеты, необходимость платы женщинам за услуги, мешочек с деньгами, до сих пор лежащий в бюро архаровского домашнего кабинета… ночь, окно, гуляющий по гостиной свет от факела, музыка…

Тереза Виллье показалась перед внутренним взором, как живая, в белой накидке, с распущенными черными, мелким бесом вьющимися волосами, бледная, высоко задравшая от избыточной гордости острый подбородок… не женщина - диковина, ночное существо, коему днем - не время и не место, может, даже не человеческого роду-племени…

Вот ее только сейчас недоставало!…

* * *

Клаварош навещал Терезу нечасто. Во-первых, особой необходимости не имелось - он знал, что дочка его крестной хорошо пристроена, дела в лавке идут прилично, в советах мадемуазель не нуждается. Во-вторых, других забот хватало.