Подростки
Шрифт:
— Все время в окно смотрели, — созналась Вера, — не знаю только, как проглядели, когда вы на каток шли.
— Мы на стекло дышали, дышали, — засмеялась Люба, — вот и прозевали вас.
— А лед на стеклах толстый, пока протирали, все пальцы обморозили, — поддержала подругу Фатьма.
— Вера чуть нос не приморозила к стеклу, — засмеялась Люба, за ней и все остальные.
— Все равно не увидели бы. Мы шибко бежали, старались ближе к забору, где ветру меньше.
— А не занесло вас снегом?
— Как добрались?
— Не замерзли? — наперебой
Вера спохватилась.
— Ну, конечно же, замерзли. Идите сюда, к печке поближе.
— Чего тут мерзнуть… — Валя смутился от внимания девочек.
— Тут близко, рукой подать! — поддержал его Механик.
— А не страшно было идти в такой буран? — спросила Люба.
— Какой может быть страх?
— Нам повезло, мы с полдороги на дилижансе ехали, — сказал Коля.
— Прицепившись на полозьях, — уточнил Митя, и все снова засмеялись.
— Пойдемте в мою комнату, — предложила маленькая хозяйка.
Вера стала показывать свою библиотеку. Тут были вишневые тисненые книги «Золотой библиотеки», объемистые тома Некрасова, Пушкина, Кольцова, Надсона, книги Клавдии Лукашевич с яркими обложками, изящно изданные повести Лидии Чарской, скромные, но бросавшиеся в глаза своими названиями, приложения к журналам — книги Майн-Рида, Фенимора Купера и других детских любимцев.
Все заинтересовались картинками и с восторгом рассматривали неуклюжие пароходы из «Квартеронки» и «Тома Сойера», смелых ковбоев и грозных индейцев, изображением которых были полны захватывающие романы Фенимора Купера и Густава Эмара.
— А я, — мечтательно проговорил Валя, — стихи люблю, в школе учил. Хорошо, читаешь — будто поешь:
Что, дремучий лес, Призадумался? Грустью темною Затуманился?— И я люблю. Только не такие. Вот слушайте, — Вера встала, откинула назад голову и, протянув руку вперед и вверх, продекламировала:
От ликующих, праздно болтающих, Обагряющих руки в крови, Уведи меня в стан погибающих За великое дело любви.— Это из Некрасова. Хорошо, правда?
— А мне больше нравится Пушкин, — сказала Фатьма.
Товарищ, верь, взойдет она, Заря пленительного счастья…— Вот классная дама услышит! — перебила подругу Люба и улыбнулась.
Вера повернулась к мальчикам: — А вы знаете какие-нибудь стихи? Очень-очень интересные, такие, чтобы… чтобы… — она замялась, не зная, как выразить свою мысль. — Ну, какие классные дамы не любят.
— Революционные? — спросил Валя.
Девочки переглянулись.
— Ну да, такие. — Вера сказала это, понизив голос почти до шепота.
— Это что,
Девочкам очень понравилась эта история. А Митя, не закончив рассказа, неожиданно проговорил:
— Но атаман Золотой давно умер, а есть такие люди, которые, как атаман Зо…
— Митька, сдурел! — крикнул Валентин, вскакивая с места.
— Ну, ну, — огрызнулся разошедшийся Механик. — Вера знает, а им нельзя? Почему? Как ты думаешь, Никола, можно им? Ведь мы их уже хорошо знаем, да?
Коля промолчал, и это молчание Митя понял, как поддержку.
— Но ведь Вера слово дала! — не сдавался Валентин.
— Ну и что? И они дадут. Девочки, — обратился он к Фатьме и Любе, то, что мы вам расскажем… — он посмотрел на приятелей. — Расскажем ведь?
— Ну ясно. — Коля кивнул головой. — Только, чтоб они не проболтались.
— Расскажите, мальчики, расскажите! Они не проболтаются! — поручилась Вера за подруг.
— Смотрите, никому ни слова, ни отцу, ни матери, ни сестре, ни брату, ни подруге закадычной без общего согласия ничего не говорить про это.
— Что мы, болтушки, что ли? — в один голос воскликнули Люба и Фатьма.
— И все-таки, — сказал Николай решительно, — пусть они клятву дадут нашу, атаманскую.
— А мы не знаем, какая она, — проговорила Фатьма.
— А вот какая. — И Николай произнес клятву. Произнес он ее глуховатым голосом, и последние слова прозвучали как-то особенно жутко. Фатьма даже побледнела слегка.
— А знаете, — задумчиво проговорил Валентин, — клятва эта теперь не годится.
— Почему? — недоуменно спросил Дмитрий.
— Атаманцы — вроде игры. А мы помощники организации. Нам надо другую клятву…
— Пожалуй, так, — согласился Дмитрий. — Да и потом девочки не смогут быть атаманцами, как-никак, ватажка — дело не женское.
Валентин задумался.
— А если начать так: «Клянемся преданностью революционерам-большевикам…» — он замолчал, подыскивая слова.
— Что никогда не выдадим нашей тайны, — вставил Николай, посмотрев на приятелей.
— Будем верны своему долгу, — добавил Дмитрий.
— Будем готовы на все, чтобы выполнить задание партии, — завершил клятву Валентин.
Все согласились.
Торжественная клятва была произнесена гимназистками, и вот мальчики, перебивая друг друга, рассказали, как они помогают взрослым, которые тоже против богатых, против царя и полиции.
Девочки были потрясены рассказом ребят, засыпали их вопросами и решили, что тоже будут помогать революционерам, если им разрешат.
Когда эта тема иссякла, Вера напомнила Вале его обещание проучить начальницу гимназии. Подруги подробно рассказали обо всем, что произошло между Фатьмой и Софочкой Горюновой, о подделке отметки, и все вшестером стали разрабатывать план мести, один другого замысловатее и фантастичнее.