Подселенка

Курамшина Диана

Огромный сад, расположенный вокруг, благоухал. Вообще те, кто бывал в Египте в моё время, реально удивились бы тому, что я наблюдаю сейчас на этой земле. Деревья и цветы, различные травы и кусты… любовь к растениям у жителей этой страны достигла просто маниакальных размеров. Везде были канавки и искусственные ручейки, чтобы живительная нильская вода орошала землю, и не позволяя увядать садам. Даже террасы храма были сплошь уставлены деревьями в кадках.

Несмотря на раннее утро, народу было уже много. На каждом из уровней приносили дары и проводились воскурения. Я несла небольшую

корзину с овощами, а телохранители – кто голубя, а кто и несколько треугольников хлеба.

Люди, ожидая своей очереди, скрывались от солнца в портиках. Сразу было понятно, какой богине посвящена эта часть комплекса. Огромные расписные колонны венчали капители с головой Хатхор. Её коровьи ушки ни с кем не спутаешь.

Остановившись на предпоследнем уровне, принесли жертву. Жрицы смотрели с сомнением. Обычно сюда поднимались родовитые аристократы. Но молча приняли подношения. Видно, чёрные лица моей охраны весьма впечатляли. В общем, мы явно выделялись, но выбора не было. Воспользовавшись появлением какой-то достопочтимой пары в окружении слуг, тихо ретировались в сторону пещеры.

На входе нас никто не встретил, кроме величественных колоссов… и это было странно.

Мои эбонитовые защитники слились с тёмными углами, а я встала на колени у стены, освещенной небольшим кружком света. На скромный каменный алтарь положила золотое кольцо, украшенное лазуритом – царский дар по нынешним временам.

Свет померк, и, обернувшись, я заметила женскую фигуру, что застыла у входа. Наконец, та решилась и вошла. Поднявшись, с удивлением рассматривала в тусклом свете лицо, кажущееся мне странно знакомым.

Жрица старательно прятала улыбку, а в уголках глаз медленно собирались слёзы. И вдруг изнутри всё рвануло к этой странной женщине. Стараясь скрыть изумление, заставила себя оставаться на месте…

– Мама? – тихо произнесла я, не веря в то, что твердила мне Ба.

– Ты выросла, дочь моя! – ласково ответила… Нефертити.

Она совершенно не напоминала тот бюст, что будет так восхищать исследователей древности впоследствии. Сохранились лишь осанка и изящный гордый тонкий нос.

По местным меркам, смотревшая на меня женщина считалась уже пожилой. Хотя на самом деле ей было чуть более сорока. Но, видимо, то горе и проблемы, что обрушились в своё время на её плечи, были слишком тяжелы. Лицо покрывали морщинки, да и той стройности и утончённости уже нет.

Вот только взгляд… хоть Нефертити и пыталась смягчить его… выдавал бывшую царицу с головой. Анхесенамон слишком хорошо помнила свою мать. Ярая последовательница культа Атона, поддержка и опора Эхнатона во всех его религиозных реформах… сейчас была облачена в одежды жрицы Хатхор! Вот это перемены!

– Так вот где Эйя спрятал тебя… – произнесла я, хотя можно, наверное, сказать, что это были слова Ба. Мы всё стремительнее объединялись. Так что все эти эмоции и воспоминания мучили именно меня. – Я считала, что ты погибла тогда, от эпидемии…

Небольшая вспышка боли дала толчок к знаниям.

Нефертити не была рада, что на трон после смерти мужа сядет деверь. Она только себя считала достойной продолжательницей дел Эхнатона. Посему демонстративно продолжала

жить в Северном Дворце и принимать участие в исполнении солнечного культа, оттеснив от этой роли свою старшую дочь. Но незадолго до отравления царской семьи она отправилась в дельту для участия в освещении недавно построенного храма Атона. По словам нескольких выживших, в городе внезапно вспыхнула эпидемия чумы. Всего за несколько лет до этого болезнь уже прокатилась по стране, собрав огромную жатву из человеческих жизней. Так что туда был отправлены войска, а город полностью сожгли.

Все дочери очень страдали от того, что их мать, великая царица, осталась без подобающих похорон. Это впоследствии долго мучило Анхесенамон. А оказалось… та жива и здорова.

– Я умерла в тот день, когда Сах твоего отца положили в его гробницу, – тихо прошептала женщина, прикрыв глаза.

– Однако для мёртвой твоё Хат [55] слишком хорошо сохранилось! – сказала ядовито, хотя очень старалась сдержаться.

– Я и не думала, что поймёшь, – отрешенно кивнула она.

55

Хат – бренная оболочка человека, вместилище Ка, Ба и Ах. Практика мумификации свидетельствует о важности в понимании древних египтян длительного сохранения тела и его внешнего, прижизненного вида, чтобы успел появиться Сах.

– Неважно… – я тяжело вздохнула, сжав пальцами виски и пытаясь успокоиться. – Зачем звала меня? Ты явно ни в чём не нуждаешься, и моя помощь не требуется.

– Тебе грозит опасность! – сообщила она, прикоснувшись к моему локтю.

Я с удивлением уставилась на женщину.

– Знаю. И стараюсь близко не подпускать к себе твоего отца.

– О, нет, – горько рассмеялась Нефертити, – я говорю не о нём.

– И от кого же мне ждать удара?

– Ты же помнишь, что Таусерт ждёт ребёнка?

Хм... так вроде зовут одну из младших жён Тутанхамона.

– И что? Мне как-то было не до того. Своя беременность проходила тяжело.

– Мне донесли, что она готова родить в скором времени.

– Я за неё рада.

– По царскому дворцу ходят слухи… вроде ей напророчили, что родится мальчик. И единственный, кто станет помехой для его воцарения, – это ты. Да и она не прочь занять место Великой Супруги... твоё место…

– А ты случайно не знаешь… кто прислал к ней пророчицу? – произнесла, задумавшись.

– Знаю… – лицо Нефертити исказила гримаса. – Рамос. Ты же уже видела его здесь? Этот скорпион до сих пор никак не успокоится.

– И зачем ты рассказываешь мне всё это? Последнее десятилетие тебе как-то было не до меня.

Женщина подошла и обняла ладонями моё лицо, вглядываясь в глаза.

– Не будь такой жестокой со мной, Анхи. Мне не оставили выбора, ты уже повзрослела и должна понимать это. Я не смогла бы объяснить это ребёнку… но ты выросла. И как понимаю, осознала, что не все в ближайшем окружении признают нашу божественность. Я просто пыталась выжить!