Подселенка
Шрифт:
– Боюсь… у неё не будет Ка… – ответила, тяжко вздыхая.
– Как не будет? – прошептала теперь уже сама служанка.
– Видишь ли, Ундж, из-за тяжести проступка тебя сначала лишат имени… а потом скормят крокодилам, так что никакого погребения… даже худшего…
Выражение ужаса отпечаталось на лице девушки, и та просто упал на пол.
– Обморок, – сказал Аапехти, прощупав её пульс. – Сейчас очнётся.
Жрец плеснул пивом на её лицо, и девушка сначала приоткрыла глаза, а затем стала отплёвываться. Подошедшие телохранители подняли
– За что вы так со мной, Госпожа? – изумлённо прошептала служанка.
– Ты хотела отравить меня… чего же ты ждёшь взамен? Усиленное питание?
– Но моё Сах…
– У тебя не будет ничего…
– Молю о милости… – взвыла она, распростёршись на полу.
– Кто дал тебе яд?!
Девушка долго размышляла, привстав на колени, и, когда я, разочарованно фыркнув, уже подняла руку, чтобы подать знак её увести, решилась…
– Хабенхет, Великая Царица! Это он передавал настой и озвучивал волю хозяина.
При этих словах Зубери предвкушающе улыбнулся, а Аапехти разочарованно качнул головой. Видимо до конца надеялся, что обвинение против бывшего чати не подтвердится.
– Хорошо… – произнесла я тихо, – обещаю безболезненную смерть и погребение по полному обряду. Тебе даже положат малую карту Дуата. Просто… повторишь свои слова на сегодняшнем суде.
Ундж вся сжалась в комочек, но кивнула, с робкой надеждой смотря на меня.
После движения моей руки её увели.
– Неужели вы потребуете такой страшной казни, моя Госпожа? – задумчиво спросил Аапехти.
– Можешь предложить другой выбор, друг мой?
Жрец зарделся… услышав эти слова. Он склонился в поклоне и, немного успокоившись, продолжил:
– Но ведь это младшая супруга… повелитель может не согласиться.
– Ты ведь недаром приносил мне все эти свитки из храмовой библиотеки.
– Да, но я не думал, что вы выберете столь жестокий ритуал. Вы всегда были очень милосердны.
– Мне жаль её, Аапехти. Дурочкой воспользовались, разыграли, как фигурку в сенете. Но я не вижу другого выхода. Если буду мягкотелой, меня просто сожрут.
Жрец молча поклонился.
– Зубери…
– Да, моя царица.
– Судя по твоей улыбке, Хабенхет что-то да значит.
– Это личный помощник Рамоса, Великая Госпожа.
– Обвинит ли он своего хозяина?
– Увидев сегодняшнюю казнь? – храмовник усмехнулся. – Думаю, он будет готов на всё, чтобы избежать подобного.
– Во время суда расположи своих людей ближе к жрецам. Не хочу, чтобы этот паук умудрился сбежать.
– Будет сделано, Великая.
При этих словах он склонился очень низко. Затем пятясь назад, удалился.
– Вы понимаете, что, как обвинителю, вам придётся присутствовать на казни? – тихо задал вопрос Аапехти, заняв излюбленной место за моей спиной.
– Да, – кивнула еле слышно, борясь с наступающей тошнотой.
В последнее время из-за всех этих передряг я чувствовала себя не очень хорошо. Мучали головные боли, мутило от резких запахов. Скорее всего,
Пришлось пару часов отмокать в бассейне. Затем последовали очень тщательные сборы. Обилие украшений просто пригибало к земле. Чепец из чистого золота не добавлял удовольствия в такую-то жару… Но апофеозом оказалась корона Шути, с солнцем, змеями и высокими страусовыми перьями. Не свалиться бы теперь во всём этом.
На малой дворцовой площади, что выходила к реке, установили помост с навесом. Для нас с Тутанхамоном подготовили резные кресла с отделкой из золота и камней. Мы с мужем вышли из параллельных боковых дверей, прошли до возвышения и одновременно поднялись по нескольким ступеням.
Как уселись, у помоста поставили несколько стульев, где разместились высшие сановники, а также Таусерт, которой помогла подойти и расположиться там же парочка рабынь. «Газель» вела себя высокомерно. Она впервые появилась на суде и посчитала сие привилегией, решив, что получила её после рождения живого ребёнка. При появлении младшей жены лицо Тутанхамона нервно передёрнулось, и он отвёл взгляд.
Даже Парамесу умудрился пробиться к сановникам, наверное, как личный гость повелителя.
Народу набилось… как сельдей в бочку… хотя тут не водится такой рыбы, да и бочек не делают. Уж больно дороговат исходный материал. И хотя последний месяц развлечений было много, а сходящий на нет паводок требовал вернуться к полям, людям хотелось зрелища… а царский суд – такая редчайшая возможность.
Вперёд вышел «обработанный» и подготовленный Зубери писец из судебной администрации. Он громко начал зачитывать папирус, в котором описывались произошедшие на меня покушения. Собравшие на площади зароптали. Рамос, стоявший в первых рядах жрецов, с интересом рассматривал нашу пару, пряча ехидную улыбку.
Наконец, после завершения речи писца на площадь вывели Ундж. Девушка была теперь в чистой одежде, умыта и даже голову её покрывал приличествующий парик. Она спокойным и громким голосом заявила, что до поступления ко мне с детства служила Таусерт и именно та отправила её ко мне. И это её указания она выполняла, пытаясь меня отравить.
Пространство просто взорвалось гневными криками. Служанка при этом продолжала стоять прямо, глядя мне в глаза.
К младшей супруге подошли несколько меджаев и, приподняв за руки, просто вынесли на площадь, поставив рядом с девушкой. «Газель» пошатнулась и рухнула на колени.
– Неправда, это не так… – кричала она, размазывая по лицу слёзы и макияж.
Писец начал зачитывать отрывки из записок, которые отправляла Таусерт своим служанкам и различным продавцам, а также родственникам. Некоторые из адресатов были выведены на площадь и подтвердили показания.